Испанцы Трех Миров

Тем более знаменательно, что в 1857 году Хуан Валера, молодой испанский аристократ, не имевший до своего приезда в Петербург ни малейшего представления о России, к тому же круг общения которого составлял петербургский высший свет, в большинстве своем прозападнически настроенный, дает почти славянофильские прогнозы великого предназначения русского народа: «Это культура заимствованная — верно, но крайне рафинированная и очищенная здесь, существующая в высших классах, где она сохраняется, как в свое время — деликатная учтивость, бывшая у некоторых народов один или пару веков назад; и в лоне русского народа зарождается и начинает развиваться, напористо, автономная цивилизация, плоды которой в грядущем смогут оказать бесценное влияние на общий прогресс человечества»[416].

Уже спустя месяц с небольшим после приезда в Россию Валера признавался в том, что он все более привязывается к этой абсолютно чужой и чуждой для него стране: «С каждым днем, мой дорогой друг, мне все больше хочется вернуться на родину, и каждый день я нахожу отъезд отсюда все более трудным. Здешнее общество так приветливо и аристократично, а женщины так изящны и так красивы, что я постоянно очарован и поражен ими, и нет возможности оставить их, не прилагая для этого неслыханных усилий. Так случилось со мной, при том что они вовсе не любят меня и не стараются понравиться мне. Представьте себе, что было бы, если бы они любили меня. Меня задерживают здесь также и любопытство и живейший интерес, которые внушают мне здешние порядки. Не знаю, что бы я отдал за знание русского языка и возможность познакомиться с простым людом и глубоко понять его обычаи, его верования, его мысли и чаяния»[417]. Надежды Валеры не оправдались: русским языком он так и не овладел. Однако благодаря шести месяцам пребывания в Петербурге скромного секретаря испанской дипломатической миссии и Россия перед Испанией, и Испания перед Россией теперь навсегда в неоплатном долгу.

«УКРАШАТЬ, РАСЦВЕЧИВАТЬ, ПОЛНОСТЬЮ РАСКРЕПОЩАТЬСЯ» (ЖОЗЕ-МАРИА ДЕ ЭРЕДИА: ПРЕИМУЩЕСТВА ДВУЯЗЫЧИЯ)

1

Переключение с одного языкового кода на другой заложено в самой природе языка и возможно, по словам Р. Якобсона, «именно потому, что языки изоморфны: в основе их структуры лежат одни и те же общие законы»[418]. Однако трудности исследования проблем многоязычия состоят в том, что оно предполагает учет самых различных аспектов и конкретных проявлений, многообразных функций, выполняемых им в человеческом обществе и в культуре.

Общелингвистические теории билингвизма построены на анализе практического бытового использования языка как средства общения и рассматривают способность человека сделать, без смысловых потерь, не нарушая языковой нормы, «сообщение» на двух или нескольких известных ему языках. При этом, даже если исследуется, помимо устной, еще и письменная литературная речь, тем не менее в них почти не учитываются многие моменты, вытекающие из творческого освоения языка и его использования, и прежде всего в стороне остается стилистический аспект. В общей теории многоязычия этот аспект является одним из наименее изученных. Между тем преимущественное внимание к нему может привести к интересным выводам.

В лингвистике двуязычие справедливо рассматривается не столько как результат, сколько как процесс взаимодействия языков. Нас же, с литературоведческой точки зрения, будет интересовать прежде всего результат, а также те причины, которые привели именно к этим результатам, а не к каким-либо иным. Нашей задачей, таким образом, будет изучение проблемы двуязычия на материале литературных текстов, созданных на двух языках одним писателем. Именно этот конкретный анализ и даст возможность в заключении сделать выводы о соотношении языков в творческом сознании писателя.

При этом была выявлена одна важная закономерность. «…B той или иной степени творческое овладение несколькими языками всегда является своего рода иллюзией, самообольщением»[419], — к такому выводу приходит М.П. Алексеев. «При изучении билингвизма у писателей, — утверждал Г.В. Степанов, — следует иметь в виду, что знание двух (или тем более нескольких) языков не может быть абсолютно одинаковым, и всегда есть возможность установить, какой язык для писателя является основным (им может быть и „материнский“, и „чужой“ язык) и какой — вторым, дополнительным»[420].

В этом смысле особый интерес представляет творчество французского поэта, Жозе-Мариа де Эредиа (1842–1905), поэта, признанного выдающимся стилистом французского языка и первого иностранца, удостоенного чести быть избранным в Французскую Академию. Французский язык был для него одновременно и «материнским», и «чужим» (до девяти лет он жил на Кубе).

2