– Я рад, что вы считаете меня своим другом, штандартенфюрер. Я горжусь этим. Я умею ценить дружбу таких выдающихся людей, как вы… – Он заметил в глазах Веезенмайера искорки смеха и нахмурился. – Я не умею льстить, штандартенфюрер. Наверно, поэтому я до сих пор не получил повышения в звании.
– Получите, – улыбнулся тот своей открытой улыбкой. – Это я вам обещаю, Штирлиц. Дней через десять получите…
– Когда вернемся домой?
– Через десять дней Загреб станет нашим домом, Штирлиц. А может, несколько раньше.
«Центр.
Веезенмайер сообщил, что в течение ближайших десяти дней Загреб «станет немецким».
Юстас».
Штирлиц, однако, не предполагал, что его сообщение о «русско-английских контактах» вызовет еще одну реакцию Шелленберга – неожиданную, странную и столь же молниеносную.
«Штирлицу.
Строго секретно. Вручить лично. По прочтении уничтожить. По нашим сведениям, в Сараево, в отеле «Европа», живет профессор лингвистики Шанхайского университета Чжан Бо-ли. Вам необходимо встретиться с ним и провести беседу. Главные интересующие нас вопросы: согласен ли он с официальной расовой теорией НСДАП? Готов ли он поддерживать тесные отношения с нашими учеными, работающими в области изучения Азиатского континента вообще и Китая в частности?
Шелленберг».
Генеральный консул Фрейндт смотрел на Штирлица выжидающе: он передавал ему уже третью шифровку, и тот не считал нужным ни словом обмолвиться о содержании указаний, поступивших из Берлина. Штирлиц понимал, что этим своим молчанием он унижает генерального консула и может при определенных обстоятельствах лишиться его поддержки, а помощь такого человека, как Фрейндт, имеет большое значение. Однако Штирлиц понимал и то, что, открой он Фрейндту содержание шифровок, тот – если он человек гестапо – может сразу же сообщить в Берлин о «болтливости сотрудника разведки и неумении хранить государственную тайну».
– Как звонить в Сараево? Отель «Европа»? – спросил Штирлиц, недоуменно пожав плечами после вторичного прочтения шифровки.
– Что-нибудь срочное? – поинтересовался генконсул, отыскивая в справочнике телефон отеля.
– У них там семь пятниц на неделе. Своих дел невпроворот, а тут… В восемь утра – одно, в девять у Веезенмайера – второе, в десять у вас – третье.
– Телефон «Европы» 92-56.
– Спасибо.
Штирлиц заказал срочный разговор с Сараево. Связь дали через пять минут.
– Добрый день! Скажите, пожалуйста, – спросил Штирлиц портье, – в каком номере живет господин Чжан Бо-ли?
– Господин Чжан Бо-ли уже не живет здесь.
– Господин Чжан Бо-ли уже не живет здесь, – удовлетворенно повторил Штирлиц, решив, что это достаточный повод, чтобы радировать Шелленбергу о невозможности встречи с китайским ученым из-за ошибочных данных, переданных Берлином.
– Он переехал в более дешевый отель, – продолжал портье. – Номер его телефона 25-41.
Он взглянул на генконсула и не увидел в его глазах той колючей, хотя и уважительной настороженности, которая была, когда тот передавал оберштурмбанфюреру СС шифровку из Берлина. Фрейндту стало ясно, что шифровка никак не касается работы его учреждения, и он почувствовал, что Штирлиц неспроста позвонил в Сараево из его кабинета, оказывая ему этим знак истинно товарищеского доверия.
– Я отправлю телеграмму в Берлин, с вашего позволения? – спросил Штирлиц.
– Конечно. Ее немедленно зашифруют.
– Не надо. У меня свой код. А вот молнией пусть передадут, за это истинное спасибо вам.
«Шелленбергу.
Идет активная работа с Везичем по поводу русско-английских контактов. Провожу беседы с русским ученым Родыгиным, который дал согласие сотрудничать с нами. Нельзя ли встретиться с китайцем позже?
Штирлиц».