Испанский вариант

Штирлиц убавил громкость в старинном граммофоне, но Вольф остановил его:

– Пусть играет, я люблю это танго.

Штирлиц вернулся через минуту с холодным глиняным кувшином и двумя стаканами.

– Смотри, – сказал Штирлиц, – этот высокий граненый стакан похож на…

– Да… Только у нас из таких пьют водку…

– Слушай, а в Барселоне есть немецкий «юнкерс»?

Вольф долго пил красное вино. Он делал маленькие глотки, глядя при этом на Штирлица, и тот заметил, как в уголках четко очерченного рта его товарища появилась улыбка. Вольф поставил стакан на стол, достал из кармана платок, вытер грани так, чтобы не остались следы пальцев, закурил и сказал:

– Ты чрезвычайно хитрый человек.

– Ну и как ты оцениваешь это мое качество?

– Я оцениваю его самым положительным образом, несмотря на то, что ни в Барселоне, ни в Мадриде «юнкерсов» у республиканцев пока нет…

Прага, 1934

Борцов спросил:

– Вы проверились?

– Что-что? – не понял Пальма.

– Никто за вами не шел?

– Так я же спросил на пресс-конференции, могу ли я вас навестить, и все слышали ваш ответ.

Борцов перевел шкалу приемника на другую станцию – передавали последние известия из Вены.

– Это все верно, – сказал он, медленно стягивая через голову галстук, – только выходить вам отсюда придется с саквояжем, в котором лежат деньги, много денег, и провозить их вам придется через границу – нелегально, вот в чем вся штука. Сунут вам провокацию тут – что тогда?

Пальма усмехнулся:

– Мне говорили, что ваши люди очень боятся провокаций в демократических странах.

– Где-где?

– Ну, здесь… На Западе…

– А вы не боитесь?

– Не боюсь.

– Ну, ну…

Борцов подвинул носком туфли большой, свиной кожи портфель к ноге Яна. Пальма заметил, что Борцов не расставался с этим портфелем и на пресс-конференции в «Амбассадоре».

– Это для Вены?

– Да.

– Чьи это деньги?

– Наши.

– Чьи? – повторил Пальма.

– Это деньги наших людей… Они собрали их в ячейках МОПРа. Наши люди живут еще далеко не так хорошо – я имею в виду материальный аспект, – как нам хотелось бы. Но они помогают товарищам по классу.

– Может быть, все-таки сначала сделать так, чтобы ваши люди жили лучше всех других, а потом уж стали помогать товарищам по классу?

– Тогда не надо вам трепыхаться с этим портфелем… – жестко сказал Борцов. – Я его отвезу назад, и, как говорят ваши американские контрагенты, «все о'кей».

– В Вене убьют шуцбундовцев, если я не привезу денег…

– Да? – удивился Борцов. – Что вы говорите?!

– Вы умеете бить апперкотом.

– Это как?

– Это удар снизу, скрытый, – ответил Пальма.

– Очень не люблю бить, Ян. Не мое это дело. Да и не ваше, впрочем, хотя отец старался вас учить обратному.

– Откуда это вам известно?

– Это нам известно от Лизл…

Пальма силился припомнить, кто такая Лизл, но не мог. Он вопросительно посмотрел на Борцова.

– Ну, Лизл, из Кента…

– Бог мой, откуда вы знаете старуху?! Может быть, вы по совместительству служите Шерлок Холмсом?

– Я не служу Шерлок Холмсом, – медленно ответил Борцов, – а вот товарищ Вольф будет ждать вас на венском вокзале завтра в тринадцать пятнадцать, и как раз ему надо передать эти деньги.

– Он серьезный человек?

– Вполне.

– А почему вы мне об этом говорите? Я читал шпионские романы, там все происходит иначе. Если вы не боитесь, что нас услышат из-за радио, то объясните, отчего вы так доверительно говорите мне про Вольфа?

– Я говорю с вами так откровенно по целому ряду причин.

– Каких именно?

– Во-первых, я знаю, что вы были честным парнем в Вене.

– Вольф вам рассказал про машину?

– Машина – ерунда. Благотворительность в вашем обществе – одна из форм хобби. Просто вы ничего не публиковали ни в Риге, ни в Париже, ни в Лондоне, как я мог заметить.

– Я много писал им.

– Тем лучше. Это хорошо, если в газетах не печатают ваши репортажи из Вены, – значит, они объективны.

– Это все?

– Почему все? Мне о вас рассказывал руководитель вашего дискуссионного кружка в университете.

– Вы знаете нашего старика?!

– Знаю.

– Что он вам еще про меня рассказал?

– Много. Он рассказывал, например, как вы хотели построить баррикады на лондонских улицах во время всеобщей забастовки.

– Построю. Очень скоро построю.

– Ну и плохо.

– То есть как это плохо?

– Когда баррикады строят люди вроде вас, мы называем это левацким авантюризмом. Если вам скучно и хочется сильных ощущений – поезжайте на Полинезию… Танец живота, стрельба из лука, охота на тигров и другие рассказы…

– Это несерьезный разговор.

– Если вы хотите серьезного разговора, то я просил бы вас уговориться с Вольфом: чем вы сможете помогать нам в будущем?

– Вы предлагаете мне стать русским шпионом?

– «Русский шпион» – понятие, имевшее смысл лишь до двадцать пятого октября семнадцатого года. Тогда была Российская империя. Сейчас есть Советский Союз.

– Интересно, кличка у вас для меня припасена?

– Если вы решитесь помогать нашей борьбе с фашизмом – псевдоним вы себе выберете сами.

– Неужели вы серьезно думаете, что я соглашусь быть шпионом – даже ради любимых мною советских республик?

– Значит, вам предстоит драться с Гитлером в одиночку.