Испанский садовник

— Да, папа. — Мальчик покраснел, но, набравшись смелости, продолжил. — Это здешняя игра, похожая на гандбол. Очень быстрая и захватывающая. Все города Коста-Бравы входят в лигу. Сегодня Уэска — чемпион — встречается с Сан-Хорхе.

Харрингтон Брэнд с изумлением взирал на оживленное лицо сына. Постепенно черты его лица разгладились.

— Так, так! — снисходительно воскликнул он. — Значит, Гарсиа успел с тобой пообщаться. Что за вздор творится здесь, пока я в офисе! Ну и где же состоится этот знаменательный матч?

— В рекрео, папа. — Николас вздохнул, не решаясь признаться, что Гарсиа тут совершенно ни при чем. — В четыре часа. Давай сходим…

На подвижных губах консула промелькнула улыбка. Ему было приятно, что его дорогое дитя само ищет его общества.

— Что ж, — покладисто ответил он. — Выпей микстуру, допиши сочинение на испанском, отдохни часок после обеда… А там посмотрим.

— Спасибо! Спасибо, папа! — радостно запрыгал Николас.

Они выехали из дому в половине четвертого — веселый и оживленный Николас и не скрывающий снисходительно добродушия мистер Брэнд, В спорте консул не разбирался. Однажды в Анконе  он вбросил первый мяч в бейсбольном матче между командами, набранными из находившихся там моряков американских военно-морских сил; пару лет спустя в Нокке он вручал награды победителям местной регаты. Сейчас же он, как ни странно, присоединился к ожиданиям сына.

Оставив машину на площади, они по хитросплетению узких улочек на задах рынка вышли к рекрео, расположенному в нижней части города, что вызвало у мистера Брэнда нехорошее предчувствие. Рекрео оказалось невзрачной бетонной площадкой, огороженной штакетником, на котором красовались афиши местного театра и объявления о предстоящей апрельской корриде в Барселоне. Тем не менее, консул охотно прошел вслед за Николасом в первый ряд трибун, заставленных простыми скамейками без спинок. Прямо перед ними человек в одной рубашке без пиджака, макая кисть в ведерко с краской, освежал красные линии игрового поля.

 Они пришли рано. Только на верхнем ярусе несколько парней, задрав ноги на скамейки, курили, хрустели сушеной саранчой, громко шутили и спорили в удручающе вульгарной манере. То и дело прибывали новые зрители, в основном молодые мужчины и подростки, занимали места в задних рядах и включались в общий разговор. Консул подумал было, что их места, по крайней мере, позволяют находиться в отдалении от этих хамов с руками в карманах. Но, увы, не успели портовые часы пробить четыре, как трибуна заполнилась шумной толпой настоящих болельщиков, локтями пролагающих себе путь к свободным местам. В одно мгновение все скамейки были заняты, и даже проходы заполнились сидящими на корточках людьми. Плотный коротышка в поношенном черном сомбреро и темном блестящем костюме, держа в одной руке половину луковицы, а в другой кусок хлеба, втиснулся рядом с консулом, дружелюбно оскалившись, наточил о сапог складной нож и начал шумно есть. Над всей ареной зазвучали короткие свистки, сопровождающиеся медленным ритмичным топотом ног и криками «Оле… Оле… Оле!»

— Скоро начнется, папа! Объяснить тебе правила игры? — подавшись вперед, Николас с увлечением указал на противоположный конец корта. — Видишь эти две стены? Они расположены точно одна против другой на расстоянии шестидесяти метров. Одна называется frontis, вторая pareo de rebote. Красными линиями на них очерчены места, куда должен ударять мяч. И то же самое означает красная линия на корте — она называется concha. Если мяч выскочит за эти линии — это ошибка, и противнику засчитывается очко.

Мальчик тараторил, не умолкая, под удивленно застывшим взглядом консула.

— С каждой стороны по два игрока: нападающий и защитник. Игроки Уэски в синих футболках, Сан-Хорхе — в белых. Пелота — это мяч — сделан из натурального каучука, обшит тканью и обтянут кожей; его бросают с помощью сесты. Игра быстрая, просто до жути быстрая…

Его рассказ был внезапно прерван слаженным криком зрителей, когда, перепрыгнув через ограждение на противоположной стороне бетонного прямоугольника, на корт вышли четверо игроков в футболках и белых полотняных брюках; к правой руке каждого была прикреплена с помощью перчатки легкая плетеная корзинка. Спортсмены начали разминаться, бросая мяч об стенки, и консул ощутил, как напрягся Николас.

— Ну вот, папа, теперь ты видишь, почему мы здесь. Ты не ожидал этого, правда? Ведь это же здорово?

 Сначала Брэнд не понял, но, проследив за горящим взглядом мальчика, он увидел, что тот, не отрываясь, смотрит на младшего из двух игроков Сан-Хорхе, чья высокая гибкая фигура с изящной легкостью перемещалась по корту. Это был Хосе.

Консул вздрогнул, переменился в лице и застыл, как громом пораженный.  Всё вдруг встало на свои места: стремление мальчика попасть на этот матч, его доскональное знание игры, его невообразимый и, тем не менее, очевидный сговор с молодым садовником.

— Папа, смотри, смотри! — крикнул Николас. — Скоро начнется! Хосе увидел нас. Он мне только что помахал!