Испанская партия

   Тут же последовала быстрая и длинная, словно очередь из пулемета тирада. Домбровский усмехнулся: голос взводного переводчика красноармейца Эпштейна он знал достаточно хорошо. Что говорил Михаил, Алексей, естественно, не понял, но в ответ послышался мелодичный смех и несколько девушек заговорили разом, перебивая друг друга. Эпштейн забубнил перевод, но так быстро и неразборчиво, что Домбровский ничего не понял. Снедаемый любопытством он бесшумно подтянулся на штабель ящиков, ужом прополз по накрывавшему их сверху брезенту...

   ...Картина, открывшаяся взору старшего лейтенанта, была достойна кисти лучших живописцев прошлого, но более всего подошли бы на роль авторов Боттичелли и Джорджоне. В уютном укрытии из пяти ярусов мешков с песком и желтой испанской землей, возле импровизированной треноги, на которой грозно таращился в зенит ДП-27, сидели старшина Политов, звеньевой Семейкин и две симпатичные испанские сеньориты - смуглянки с иссиня-черными волосами, в воздушных платьицах и легких платочках, кокетливо повязанных на шейках. Рядом стояли красноармеец Эпштейн и еще две сеньориты - таких же прелестных, как и сидящие.

   Одна из стоявших испанок вдруг быстро-быстро защебетала что-то, а потом погладила верзилу Семейкина по щеке:

   - Мишк, она чего?.. - покраснев, поинтересовался сибиряк. - Ты скажи, что я... это... согласный, конечно, только ведь не сейчас же, а то, как же я, комсомолец, и вдруг на посту... этим?..

   Эпштейн ехидно заржал:

   - Она говорит, что ты на ее брата похож. Только тот покрупнее будет...

   Домбровский хмыкнул про себя. Эпштейн почти наверняка приврал относительно достоинств брата испанки. Во всем батальоне крупнее Семейкина были только два человека: лейтенант Махров и он сам. А сеньорита продолжала что-то щебетать, потом бесцеремонно взяла руку Политова, подняла ее, сдвинула рукав и пальчиком постучала по часам.

   - Говорит, что у них смена в шесть часов кончается, - перевел Михаил. - Приглашает нас в гости. Говорит, что будет ждать у железнодорожных путей...

   Остальные девушки недовольно загалдели, одна из сидевших вскочила и надвинулась на приглашавшую. Эпштейн растеряно закрутил головой, переводя отдельные слова из женской перебранки:

   - Дешевка!.. Сама - собака!.. Дочь беспутной!.. От тебя отвернулась Божья Матерь!... Ослица!.. Ребята! - жалобно воззвал он. - Я это переводить больше не буду! Они матом ругаются!..

   - Мишка! Ты им скажи, что на всех хватит. У нас ребят много... - предложил опытный Политов. - Сегодня, допустим, мы с тобой - вот к ней и к ней в гости, завтра ты с ним... - он показал на Семейкина, но договорить не успел.

   Домбровский рывком поднялся на ноги и легко спрыгнул вниз.

   - Значит, сегодня ты, старшина, в гости собрался? - поинтересовался он тоном, который не предвещал ничего хорошего. - Ну-ну. Миша! Ну-ка, переводи.

   Эпштейн замерев, точно кролик перед удавом, механически кивнул.

   - Девушки. Бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии благодарят вас за приглашение и проявление пролетарской солидарности, но сегодня они не смогут пойти в гости. Они сегодня будут заняты на кухне. Колют дрова и чистят картошку. На весь батальон. Понятно?

   Михаил озвучил все сказанное старшим лейтенантом. Девушки закивали, а затем одна что-то спросила. Алексей вопросительно взглянул на Эпштейна:

   - Ну?

   - Они все поняли и спрашивают: если солдатам нельзя, то, может быть, их навестит господин офицер?

   Домбровский уже хотел что-то ответить, когда девушка подошла к нему поближе и воркующее произнесла длинную фразу. Алексей вдруг почувствовал, как внутри что-то сладко защемило. "Может, и зайду, - мелькнуло у него в голове.- А в самом деле: что тут такого? Девушка явно пролетарская - в порту работает... Почему бы и не зайти? И если... то, даже... и вообще"...

   Мысли старшего лейтенанта окончательно перепутались. Он посмотрел на испанку мутными глазами. Чтобы ей такое сказать, чтобы показать что командир Красной Армии испытывает к ней... испытывает к ней... ну, в общем...

   В этот момент красноармеец Эпштейн икнул, покраснел, с шумом втянул воздух и сообщил:

   - Она... Она говорит, что с военных всегда берут по десять песет, но с такого блестящего офицера ей будет достаточно и пяти...

   10.30, 1 мая 1937г., Москва, Красная площадь.

   Грохотали сапоги красноармейцев, звонко били в брусчатку копыта кавалерийских и казачьих коней, шуршали шинами автомобили, гулко вбивались в булыжники траки танков и тягачей. Это шел парад - парад армии первого в мире государства рабочих и крестьян, парад армии свободных людей.