Испанец

«Конечно, надо было сюда приехать, - думала Марина, прижимаясь к Эду и улыбаясь от счастья, глядя, как встречные девушки бросают на ее мужа заинтересованные взгляды. - Надо. Но не так… Но что сделано, то сделано».

Мать больше не пыталась звонить ей; вероятно, она еще не поняла, что скоро дочь уедет навсегда, и затеяла играть в очередную игру с обидами. Марине было все равно; ей до смерти не хотелось разбираться с капризами матери, не хотелось делиться с ней своими приобретенными сокровищами - Эду и маленькой жизнью, что теперь зрела в ее теле. Она ничего не сказала родителям о том, что скоро у них будет внук, хотя бы потому, что уже слышала реакцию матери.

«Когда твой альфонс тебя обдерет, ко мне за  помощью не приползай!»

Для матери с отцом ее Эду был «альфонсом», который приехал жить сюда, за счет Марины - наверняка об этом уже судачил весь двор, - а ребенок, то чудо, которому радовалась и сама девушка, и Эду, был ничем иным как обузой. Очередной проблемой, которую надо «решать», «тянуть», «обувать-одевать». И все это - с неистребимым оттенком измученной обреченности. От одного только воспоминания о страданиях матери по поводу того, что на ребенка надо тратить время, внимание и деньги, у Марины руки опускались, а на плечи наваливалась тяжесть. Нет, прочь! Не думать об этом! Теперь у нее есть тот, кто позаботится о ней и о ее ребенке. И сама Марина уже знала, чем займется: будет посредником между фирмой де Авалоса-старшего и Анькиного отца. Уж заработать себе на кусок хлеба она вполне в состоянии!

Долго задерживаться дома Марина не могла; Эду торопил ее. Его звали дела, работа. Он, конечно, мог улететь один, но отчаянно не хотел оставлять ее и на день.

- Я знаю тебя, колючка, - говорил он, обнимая Марину и прижимая ее к себе. - Тебя одну оставлять нельзя! Тотчас же найдется какой-нибудь мерзавец, который наговорит тебе гадостей или обидит, и ты ему поверишь и умчишься на край света… нет! Я не оставлю тебя.

- Не оставляй! - отвечала Марина, млея и прижимаясь к Эду. Теперь она знала, что он любит ее. Теперь она верила ему. Теперь она чувствовала, что была нужна ему, и это было настоящим.

***

В день отъезда провожала Марину все та же Анька; вещей у Марины практически не было, Анькина помощь была не нужна - просто Марина хотела, чтобы кто-то близкий сказал ей доброе слово на прощание и сгладил немного грустные минуты в ожидании такси..

- Вот так вышло, что ближе тебя у меня никого и нет, - произнесла Марина, обнимая девушку. - Анька! Какая же ты классная! Как же много ты для меня сделала! Спасибо тебе! Если б не ты…

Эду деликатно молчал, отвернувшись и прикуривая сигарету. Ему тоже много хотелось сказать Аньке, но он не знал, как это выразить, и просто витиевато пригласил ее в гости.

- В любое время, - добавил он, глядя темными глазами в задорное лицо девушки. - Ты ангел-хранитель нашей семьи.

Зардевшись, Марина перевела и эти слова.

Из-за поворота появилось такси, все оживились, предчувствуя разлуку, и Анька зашмыгала носом, скрывая слезы умиления, однако… Это было не то такси, которого они ждали. Словно чертик из табакерки, вихляясь, как на шарнирах, их машины выскочил Игорь, громко, со психом, хлопнув дверцей. Одного его вида было достаточно, чтоб у Марины сердце в пятки ушло. Глядя на его злое лицо, на светлые брюки, словно нарочно отглаженные для особого случая, на новенький, с иголочки, пиджак, марина поняла, что он приоделся нарочно, чтоб показаться во всей красе. И еще Марина словно наяву услышала голос матери, подзуживающий, шепчущий, подсказывающий гадости. Игорь был ее тайным оружием, прибереженным напоследок. Елена Петровна нарочно  послала его, науськала, как собаку, рассчитывая на то, что он сможет отпугнуть «импортного» зятя, который Елене Петровне чем-то не понравился буквально с первого взгляда.

- Проходимец какой-то, - сказала Елена Петровна.

Игорь был заведен, взвинчен этими словами. Все его тело было напряжено, словно внутри молодого человека была крепко сжатая пружина, которая могла распрямиться в любую минуту и  разорвать все и всех кругом. На Эду он нарочно не смотрел, всем своим видом выказывая тому свое пренебрежение, делая вид, что Эду и внимания-то не стоит. Марине ему хотелось дать хорошую пощечину за то, что теперь над ним смеялись просто все знакомые, Аньке он намеревался наподдать хорошего пинка, а испанца - холеного красавца в дорогих шмотках, - извалять как следует в палисаднике, под окнами, где оттаявшая земля была щедро усеяна окурками засранца-курильщика с первого этажа. Пусть попробует нашего гостеприимства…

- Ну, далеко собралась? - явно храбрясь, странной прыгающей походкой приближаясь к Марине, произнес Игорь. - Мать-то пожалей, она переживает. Это, что ли, твой испанец? Альфонс… на него ты меня променяла? Ничего-о-о, сейчас я поправлю ему фото, будешь знать, как со всякими лохами связываться…