Испанец. Священные земли Инков

А потом было приятно продолжить эти замечательные беседы, вечерами, в доме ее брата. Однако он так и остался простым солдатом удачи, которому приходилось участвовать в бессмысленных авантюрах: какие там золото и слава, лишь голод да злоключения, – и по возвращении из такого вот бестолкового похода внутрь материка, он узнал, что она помолвлена с каким-то щеголем из толпы дармоедов, которые, не рискуя жизнью, извлекали из Конкисты[29] куда больше выгоды, чем самые отважные из капитанов.

Он понял, почему она так поступила. Для такой женщины, как Беатрис де Агирре, интерес к открытию новых земель ограничивался книгами да беседами на закате; она бы ни за что не связала свою судьбу с человеком, у которого никогда не будет ничего, кроме шлема, аркебузы и меча.

– Я – Виракоча, – неожиданно произнес он.

Чабча Пуси резко остановился и насмешливо взглянул на него:

– Это сороче подействовало на твою голову, – сказал он.

– Что это еще за «сороче»?

– Горная болезнь, которая поражает тех, кто не привык к высоте… С чего это ты вдруг громогласно объявляешь, что ты и есть Виракоча? Что, пытаешься внушить это себе самому?

– А тебя это не убеждает?

– Абсолютно. Мне уже прекрасно известно, кто ты такой.

– Вот и скажи мне… Что ты ответишь Уаскару, своему Инке, своему богу, когда он спросит, что ты обо мне думаешь?

– Полагаю, что, если он и в самом деле бог, он немедленно узнает правду. А если нет, то передаст это дело мудрецам и жрецам. А уж с ними я знаю, как обращаться.

– Начинаешь сомневаться?

– Возможно. Я понял, что главная проблема, связанная с тобой, состоит не в том, что ты владеешь «трубой громов», убивающей издали, или что тебе удается извлечь из свирели жуткие голоса. Твоя главная опасность заключается в том, что ты заставляешь думать.

Они достигли берега широкого озера. Противоположный берег едва просматривался, скрытый своего рода ширмой, состоящей из миллионов тростинок; курака внимательно изучил его, а затем с досадой покачал головой.

– На то чтобы его обойти, нам понадобится самое меньшее три дня, потому что почва мягкая и топкая, однако просить рыбака нас перевезти слишком рискованно: он расскажет, что нас видел.

– Необязательно.

Туземец строго посмотрел на него.

– Если я прикажу рыбаку никому этого не говорить, он не скажет, но если его спросит кто-то выше меня по положению, ему придется сказать правду. Таков закон.

– Существует ли в твоей стране хотя бы что-то, не предусмотренное законом? Иногда у меня возникает вопрос, а не регулируете ли вы даже воздух, которым может дышать каждый человек в зависимости от положения или степени родства с Инкой. Это как-то… удушает.

– Солнце регулирует движение небесных тел с математической точностью, год за годом, век за веком. Его дети научились у него управлять судьбой своего народа. Существует место для каждого человека, и каждый человек всегда должен находиться на своем месте. И все работает.

– Угу. Вижу, что все работает, хотя многие не больно счастливы оттого, как все устроено. – Испанец пожал плечами. – Впрочем, я здесь не затем, чтобы критиковать или заниматься политикой, я всего лишь знакомлюсь с обстановкой. – Он махнул рукой в сторону озера. – Попробуем переправиться?

– Как?

– Поищем лодку.

– Только рыбаки могут пересекать озеро. Только они обладают необходимыми познаниями и разрешениями.

Алонсо де Молина фыркнул, явно выказывая этим свою досаду.

– Послушай, Чабча Пуси, курака Акомайо!.. – воскликнул он. – Мне уже порядком осточертели все эти правила… Чтобы переплыть озеро, нам нужна только лодка; что до познаний и разрешений, то мы займемся ими потом… Идет?

Инка, по-видимому, смирился.

– Ладно, – нехотя согласился он.

Где-то через час они обнаружили лодку, лежавшую на берегу в месте впадения небольшой речушки, однако, когда инка собрался в нее залезть, Алонсо де Молина жестом его остановил:

– Куда это ты? – поинтересовался он. – Что это такое?

– Да лодка же! – нетерпеливо ответил тот. – Разве ты не этого хотел?

– Лодка? – изумился андалузец. – Это всего-навсего куча плохо связанного тростника. В моей стране лодки строят из дерева.

– Откуда, по-твоему, мы его здесь возьмем?.. Во всей округе нет ни одного дерева ближе, чем в десяти днях пути. Здесь лодки строят из тростника. Тотора – самый необходимый тростник на свете: из него строят жилища и лодки, он также идет на растопку и в пищу… На Титикаке, самом большом на свете озере, где Виракоча создал солнце и луну, все вертится вокруг тоторы. Тотора – это жизнь.

– Она может быть всем, чем тебе угодно, только я не стану переплывать озеро на какой-то копне, – угрюмо возразил Молина. – Впечатление такое, что она в любой момент набухнет и потонет, как кусок намокшего хлеба.

– Если Богу угодно, чтобы что-то потонуло, оно и потонет, а если ему угодно, чтобы что-то плавало, оно будет плавать. Виракоча приказал камню погрузиться на дно, а тростнику – оставаться на поверхности, и так оно и происходит… Залезай!

Испанец повиновался скрипя зубами и при этом язвительно добавил:

– А что, если кто-то плывет-плывет да вдруг тонет?