Я отдал Телдре последние три кинжала, вытащив их из разных мест. Оставалось надеяться, что этого хватит, – раньше я носил гораздо больше.
– Вы знаете, что делать?
– Я знаю, что делать, и не знаю когда.
– Попытаюсь подсказать. Ну а если вам покажется, что я потерял сознание, значит, точно наступил подходящий момент. Кстати, дайте один нож, мне нужно кое-что отрезать.
Она не стала задавать вопросов, а я объяснять; просто быстро отрезал еще четыре полоски кожи от своей куртки. Мне показалось, что в комнате вдруг резко похолодало. Протянув две полоски Телдре, я спросил, понятно ли ей, что с ними делать. Телдра кивнула. Казалось, она совсем не волнуется; вероятно, она обладала какими-то особыми наследственными способностями. Другим возможным объяснением могла быть только глупость, но такой вариант я отбросил сразу.
Когда нам удалось засунуть полоски кожи между запястьями и кандалами, Телдра кивнула мне, словно подавая знак, что готова. Я вернул ей последний нож. Уж и не помню, когда я в последний раз оставался настолько безоружным. Моя шпага…
– Где моя шпага? – спросил я.
– На противоположном конце комнаты, наверное.
– А как она туда попала?
– Не знаю.
Немного подумав, я заметил:
– Если дженойнам известно, как нам удалось освободиться от кандалов в прошлый раз, то теперь они могли придумать что-нибудь новенькое.
– Понимаю, – спокойно ответила Телдра.
– Однако они ведут себя совсем не так, как полагается настоящим тюремщикам.
– Наверное, в детстве им пели не те песни и рассказывали не те легенды.
– И у них плохой театр, – согласился я. – Я начинаю думать, что у дженойнов имеется собственный план.
– Какого рода?
– Я не уверен, – ответил я почти правдиво. – Ладно, пора.
– Вы полагаете, Влад, что мы делаем именно то, что они задумали?
Я вздохнул.
– Хотел бы я знать. Но вы готовы действовать в любом случае?
Она улыбнулась.
– Конечно. Было бы невежливым отказаться. Оказывается, даже исолы способны над собой подсмеиваться.
И хотя это открытие не имело большого значения, оно меня обрадовало.
– Тогда начинаем.
Телдра кивнула. Я протянул руку, ее ладонь оказалась сухой и прохладной.
Я начал заклинание.
Вы ведь не хотите слушать еще раз о том, как все происходило, не так ли? Я знал, что следует забыть о страхе – в противном случае на успех рассчитывать не приходится. Лойош, как всегда, был спокоен, и чтобы ускорить повествование, скажу лишь: я успел отдохнуть настолько, что сумел остаться в живых.
Проблема состояла в том, что холод на моих запястьях становился все более и более жгучим, и меня не покидала мысль, что я могу причинить себе серьезный вред. Оставалось довериться Лойошу.
За долгие годы я научился ему верить.
Сосредоточившись, я тянул и тянул бесконечную ткань до тех пор, пока она не начала окутывать меня со всех сторон, – и вдруг понял, что еще немного, и я в ней утону. Холод на запястьях стал почти невыносимым, всячески пытаясь занять мои мысли; однако я еще не исчерпал своих возможностей, когда все вдруг рассыпалось – в буквальном смысле слова, – и я вынырнул на поверхность.
Меня охватило слабое чувство удовлетворения. Мы с Телдрой были свободны, а в голове осталось одно желание: не напрягаться по меньшей мере год.
Телдра что-то сказала, но я не расслышал. Попытался попросить повторить, но не сумел даже разомкнуть губ.
Закрыв глаза, я откинулся на стену и постарался дышать часто и не глубоко.
– Полагаю, – прошептал я через некоторое время, – они появятся в любую секунду.
– Дженойны? – уточнила Телдра. – Или наши друзья?
– И те и другие. Причем одновременно. Все должно произойти именно так.
– Ты говоришь так потому, что знаешь: теперь, когда ты произнес это вслух, все пойдет иначе, верно?
– Я с Востока, дружище. Иногда я могу быть суеверным.
Постепенно я пришел в себя и почувствовал голод. Нашел в своей сумке немного ветчины и предложил Телдре подкрепиться. Она с благодарностью согласилась. Я с интересом наблюдал за ее попытками есть изящно. У нее получилось. Будь у меня больше сил, я бы удивился.
– Ну, – заявил я, – чем дольше они будут тянуть – дженойны или Маролан с Алирой, – тем лучше для нас.
Телдра кивнула, продолжая изящно поглощать ветчину.