Интересно, с каких пор у меня появилась столь вредная привычка? Наверное, дело в том, что я почти все время один. Нужно за собой следить — до добра такие вещи не доводят.
— Ничего живого, — негромко проговорила Телдра.
Я собрался спросить, что она имеет в виду — ведь здесь были трава, деревья и тому подобное. Потом сообразил: в воздухе не летали птицы, нигде не копошились мелкие животные, не говоря уже о крупных. Я посмотрел под ноги — даже насекомых не видно.
— Вы правы, — ответил я. — Похоже, мы здесь единственные живые существа.
— Да, — улыбнулась Телдра. — На сей раз это сделала я.
Моя рука потянулась к рукояти шпаги, и я вдруг ощутил, что этот мир — и все, что случилось после того, как мы прошли сквозь окно в башне Маролана — есть продолжительная иллюзия; а я нахожусь в одном из изощренных снов, с которыми сталкивался на Дорогах Мертвых.
—
Ну, тут я должен был поверить Лойошу на слово. А если он ошибся и мы попали в изощренный сон, вроде тех, что посещали меня на Дорогах, что ж, хорошо известно, что есть только один способ его покинуть: относиться к нему так, словно это реальность.
Однако к отсутствию живых существ привыкнуть довольно трудно.
— Как вы думаете, Телдра, может быть, весь этот мир подделка?
— Может быть, Влад.
— Нет. — Я покачал головой. — Невозможно, чтобы весь мир оказался ненастоящим.
— В самом деле? Почему?
— Потому что, если они способны на такое, у нас нет никаких шансов в борьбе против них.
Она рассмеялась.
— Ясно. Мне еще не приходилось сталкиваться с такой логикой.
— Я совершенно серьезно, — пожав плечами, проговорил я. — Я понял это за долгие годы своей изменчивой карьеры. Если единственный шанс выжить состоит в том, что твой противник не является волшебником, или не имеет запасного кинжала, или не в состоянии перепрыгнуть через одиннадцатифутовую расселину, то следует считать, что он не владеет волшебством, у него нет запасного кинжала и он не умеет прыгать через расселины.
— Вполне практичная логика, — ответила Телдра.
— Да, — пробормотал я, вспомнив парня, который сумел перепрыгнуть через одиннадцатифутовую расселину, к моему ужасному неудовольствию, — впрочем, мне все равно удалось выжить, потому что в тот день он надел не те сапоги. Длинная история; не имеет значения.
Слева дул легкий ветерок. Он не нес с собой никаких запахов, если не считать сладковатого привкуса, который пронизывал местный воздух. Я снова вспомнил о том, что следует дышать часто и не делать глубоких вдохов.
— Телдра, — сказал я, — наверное, вы изучали старые песни и легенды, да и ваше знание истории превосходит мое, а так как я практически не бывал в театре, то и здесь вы имеете передо мной преимущество.
— Возможно, — не стала она спорить.
— И что вы скажете? Что делают люди, которые попали в такое положение?
Телдра посмотрела на меня.
— Ну, — проговорил я, — когда человек оказывается в совершенно чужом мире, где ему даже дышать тяжело, и его окружает враждебная среда, со всех сторон атакуют враги, обладающие могуществом богов, и он не в силах вернуться домой — какие шаги надо предпринимать в подобных ситуациях?
Она едва заметно улыбнулась.
— Обычно, — ответила Телдра, — герои обращаются к своему Богу-покровителю, тот дает им почти невыполнимые поручения в обмен на минимальную помощь, которая в конечном счете — какая ирония! — оказывается решающей. Иногда удается отыскать могущественный артефакт, обладающий неизвестными свойствами, использование которого приводит к потере души — в результате, после счастливого спасения, герой убивает тех, кого любит больше всего на свете.
— Ага. Ну, теперь вам понятно, почему я не хожу в театр. Телдра вновь рассмеялась, а я еще раз огляделся — мне вдруг стало страшно от мысли, что Маролан и Алира не вернутся, дженойны о нас забудут, а мы не найдем выхода и останемся здесь до конца наших дней. Впрочем, дней этих будет совсем немного, поскольку так и не удалось решить проблему еды. Впрочем, я знал, что мой страх не имеет под собой оснований. Какие бы деяния ни совершал в прошлом Маролан, я не сомневался, что он не оставит попыток спасти нас до тех пор, пока жив. И, естественно, учитывая все обстоятельства, не исключено, что и смерть вряд ли его остановит.
Я вздохнул.