Конечно! Стоит только посмотреть, сколько остается в нашей памяти от какого-то выступления, конференции, книги, телепередачи. Внимание — как и память — избирательно и потому субъективно. Информация проходит через своего рода фильтры, образованные нашим знанием жизни, уровнем культуры, предрассудками и личными интересами. Один человек заметит тот или иной предмет, а другой — нет. Проверьте себя, записав на магнитофон обзор новостей, и сравните свой отчет с отчетом друга, который тоже прослушает запись. Во-первых, вы заметите, что, совершив сознательное усилие для восприятия, вы запомнили больше фактов. Во-вторых, скорее всего вы и ваш друг запомните одну и ту же информацию по-разному. Во время войны в Персидском Заливе я однажды рассказала мужу о том, как меня потряс ответ иракского солдата западному журналисту: «Конечно, я пытал людей. А как иначе? Ведь я солдат!» Его искреннее удивление, вызванное вопросом журналиста, и невинный вид произвели на меня такое сильное впечатление, что я сделала множество пнутренних комментариев относительно безнравственности глины государства, в армии которого не существует различия между понятиями «солдат» и «палач». Подобная аморальность погрузила меня в продолжительные раздумья и заставила уже по-другому воспринимать все последующие сообщения с места событий, то есть моя эмоция, выражение лица солдата, уровень моей культуры, личные комментарии, повторение услышанных слов — все это стимулировало работу избирательного внимания. Скорее всего я надолго запомню этот случай, особенно если буду часто приводить его в качестве примера.
Человеческая память субъективна — поэтому в какой-то мере субъективна и история. В ней неизбежны пробелы, поскольку избирательное внимание историков не всегда сознательно. (Например, некоторые придерживаются исключительно «марксистской точки зрения».) Они не описывают, а, скорее, интерпретируют события. Только рассматривая факты с разных точек зрения, человек может верно трактовать происходящее.
Со времен Платона до XIX века считалось, что все воспоминания постоянно хранятся в памяти и их в любое время можно вызвать к жизни. В ходе исследований, проводимых в течение последних ста лет, появилась теория функциональной локализации, согласно которой отдельные функции организма (зрение, речь, эмоции) связаны с определенными участками мозга. Повреждение одного из участков влечет за собой нарушение одной из функций.
Однако подобная сложность сознания иногда дает возможность людям с местным поражением коры головного мозга переключать определенные функции на другие участки. Это открытие свидетельствует о том, что для работы сознания большее значение имеют связи между нервными клетками, нежели место образования последних.
Более того, при нормальной работе памяти некоторые впечатления воспринимаются хуже за счет усиления других посредством избирательного внимания: только малая часть впечатлений зафиксируется в сознании и не будет сброшена в бессознательную массу ненужной информации. Таким образом, воспоминания фрагментарны.
Точность воспроизведения информации трудно доказать в любом случае, поскольку в каждом воспоминании существует много субъективных элементов. Нейролог Оливер Сакс рассказывает об обладателе феноменальной памяти, художнике Франко Маньяни, который всю жизнь пытался на холсте воссоздать пейзажи итальянской деревни Пантито, где прошло его детство. Несмотря на замечательную образную память, позволяющую Маньяни с удивительной точностью изображать существующие до сих пор дома и улицы, сравнение его картин с современными фотографиями показало, каким образом преломлялась и видоизменялась действительность в сознании ребенка. Эмоции мальчика ярко раскрасили мостовые, крыши зданий и оконные переплеты и залили всю деревню золотым сиянием детства, которое пытался воскресить художник. Искажение действительности в искусстве идет параллельно деформации воспоминаний.