Искусство обольщения

По дороге они большей частью хихикали. То, что они сделали, можно было назвать возмутительным, но, в конце концов, эта шалость долго не продлится. Как только показ закончится успехом, Мэйсон Колдуэлл воскреснет и ее сестра Эми незаметно исчезнет – исчезнет навсегда.

Глава 3

Поскольку показ должен был вот-вот начаться, Мэйсон предстояло принять весьма важное решение. Фальконе уже отворил двери, и народ потек в здание. Прекратить продажу картин в этот момент означало не только поставить в неудобное положение всех, кто имел к этому отношение: этот шаг мог бы рассматриваться как вызов общественному мнению, особенно в свете того, что Фальконе уже один раз вынужденно отменил показ после публичного заявления о том, что показ непременно состоится. И все же… Что, если Гаррет в итоге окажется прав? Мэйсон оставалось лишь действовать наугад. Остановить продажу, как он предлагал, означало совершить нечто отчаянно смелое, и ей это импонировало. С другой стороны, отложив торги, она делала ставку на популярность своих работ, которую никто не мог гарантировать. Как быть?

– Вы действительно уверены в том, что эти работы будут пользоваться таким высоким спросом? – пристально глядя на Гаррета, спросила Мэйсон.

– Уверен, – без колебаний ответил он.

Мэйсон бросила взгляд на человека, который пропускал публику в зал.

– Фальконе хватит удар.

Гаррет приподнял бровь. Лукавый огонек в его глазах можно было счесть за вызов. Он уже улыбался в предвкушении шоу.

– Вы хотите, чтобы я это сделал за вас?

Что-то в его глазах пленяло ее, взывало к ней, говорило ей, что она могла бы… Что? Довериться ему? В этот момент она приняла решение.

– Спасибо. Я сама это сделаю.

Она повернулась на каблуках, подошла к Фальконе и объявила:

– Я отменяю торги.

– Отменяете торги? – От ужаса Фальконе выкатил глаза.

– Только до того момента, пока мы не сможем определить истинную ценность работ. Сейчас к ним проявляется такой интерес, что я просто не знаю, как мне быть.

– Но это невозможно, мадемуазель! Как вы видите…

– Я знаю. Однако дайте себе труд подумать: если мы подождем, а интерес к работам будет продолжать расти, ваша комиссия может оказаться втрое, если не вчетверо больше, чем вы получили бы сегодня.

Фальконе задумался.

– Это беспрецедентный поступок… Но эти работы принадлежат вам, так что… – Он небрежно пожал плечами. – Так что, полагаю, я должен действовать в соответствии с вашими пожеланиями. – Фальконе понизил голос до шепота и одобрительно покачал головой: – Узнаю в вас американку. Вы ведь все отличные бизнесмены, не так ли?

Фальконе щелчком сдвинул каблуки и потер руки.

– Дамы и господа, – сказал он, обращаясь к публике. – Добро пожаловать на показ картин. Однако на настоящий момент они не продаются.

Заявление владельца галереи было встречено ревом протеста.

– Не продаются! Я простоял в очереди три часа!

– Но это возмутительно!

– Как это так? Картины не продаются?!

В этот момент вперед выступил гангстер Даргело:

– Можете делать, что хотите со всеми остальными картинами, но три штуки я приобрел. Вот ваши деньги.

Телохранители молча обступили Даргело, давая понять, что торг в данном случае неуместен.

Лизетта бросилась к Даргело и схватилась за картины, пытаясь вытащить их у него из рук.

– Ты, тупица! Они не для тебя!

– Но, конфетка моя, кто еще имеет право владеть ими, как не тот, кто любит тебя всем сердцем?

В толпе послышались возгласы:

– Выходит, вы потакаете разбойникам, а порядочным горожанам даете от ворот поворот?!

– Вы закрываете дверь перед общественностью, чтобы позволить спекулянтам сколачивать деньги на мертвой женщине?

Эти слова подействовали на толпу, словно искра на бикфордов шнур. Началась цепная реакция. Люди, расталкивая друг друга, продирались к стенам, чтобы сорвать ближайшую работу, и выстраивались в очередь за гангстером с бумажниками в руках.

Несколько мгновений Фальконе глотал ртом воздух, набираясь храбрости, и наконец, перекрикивая толпу, обратился к Даргело:

– Месье Даргело, спешу напомнить вам, что вы находитесь на улице Лаффит, а не у себя в Бельвиле. Если вы немедленно не положите сюда эти картины, я вызову полицию.

– Полиция?

Это слово подхватили другие, и оно эхом прокатилось по толпе.

– Мои слова относятся ко всем здесь присутствующим, – заявил Фальконе.

Но вместо того чтобы утихомирить разбушевавшуюся толпу, его угрозы имели эффект прямо противоположный. Те, кто уже попал внутрь, громко выражали свое возмущение, а среди тех, кто еще находился снаружи, началась настоящая паника. В страхе, что двери сейчас закроют на засов, все разом бросились к входу, расталкивая друг друга. Через пару мгновений в помещение набилось столько публики, что стало трудно дышать. Те, кому не повезло попасть внутрь, отчаянно напирали, давя друг друга.

Фальконе безуспешно взывал к порядку. Мэйсон обвела взглядом творившееся вокруг сумасшествие. Но ни страха, ни даже волнения она не испытывала. На лице ее играла довольная улыбка: «Они дерутся из-за моих картин!»