Искусство и жизнь

Полагаю, есть известная трудность в том, чтобы отстаивать требования Общества борьбы за красоту, ищущего общественной поддержки. Его дело исключительно благородно, и это, собственно, не нужно доказывать. Только так, по-моему, и следует оценить его, и эту оценку невозможно оспаривать. У общества, ставящего такие цели, нет врагов. У него их нет, и я бы сказал, и не может быть, а потому нет и надобности обращаться к самому эффективному способу привлечения общественного внимания, а именно к хорошей потасовке с собственными собратьями, со своими же соотечественниками. И если вообще нелегко говорить пространно на эту мирную тему, то это особенно трудно для меня, так как я принадлежу и к другим Обществам, которые считаются особенно агрессивными — враги их насчитываются тысячами, а друзей у них единицы. Поэтому теперь, когда приходится выступать в вашем в высшей степени миролюбивом и в высшей степени полезном Обществе, я чувствую себя словно рыба, вынутая из воды, и могу сказать только одно — это Общество полезно. Но все же вы должны понять, что слово «враги» я употребляю здесь в весьма узком смысле, имея в виду просто раздраженных людей. Но наше Общество встречает врагов и в ином смысле этого слова. Они — действительно враги всего рода человеческого, а в наше время и, возможно, в нашей собственной стране имена им — неряшливость, убожество и безобразие.

Общество борьбы за красоту было основано, чтобы бороться с этими врагами, и оно боролось против них робко и терпеливо, а теперь оно пытается и вас поднять на борьбу против этих врагов и призывает вас оказать посильную помощь в его своеобразной борьбе против этих удручающих пороков, пороков, которые современная цивилизация изменила по форме, но не по существу, — пороков, которые порождены системой огромных городов, и прежде всего этим громадным городом, или, вернее сказать, целым миром кирпича и строительного раствора, называемым Лондоном. Каким омерзительным местом казался мне этот город, когда еще мальчиком я иногда приезжал сюда! Мы уже привыкли к нему и не можем видеть его таким, каков он есть, но если бы мы могли хоть несколько часов воспринимать его в истинном свете, каким кошмаром предстал бы он перед нами! Поневоле думаешь, что следовало бы махнуть рукой на многое представляющееся нам теперь важным, и приложить все усилия к тому, чтобы уничтожить это зло.

Ведь у нас имеется множество различных способов исправить эти пороки и избавиться от убожества и уродства, которые явились как следствие беспечности или чувства безнадежности. Наиболее простой путь — закрыть на все глаза и сказать, а то и подумать, будто эти пороки вообще не существуют. И людей, избирающих этот путь, я называю счастливыми, даже слишком счастливыми, чтобы оказаться многочисленными. Правда, сам я лично не знаком ни с одним из таких счастливцев.

Кроме этих людей есть и другие — те, которые наперед допускают существование зла. Они говорят: было бы хорошо избавиться от этих пороков, но коль скоро они — неотъемлемая характеристика жизни XIX века и всех грядущих столетий и мы не можем от них избавиться, нам остается лишь через силу терпеть зло или же по возможности про него забыть. И на самом деле множество таких беззаботных людей ухитряются довольно-таки легко относиться к неприятностям, постигающим их соседей. Видимо, про них тоже можно сказать, что они счастливцы. И все же разве не странно положение, когда никто не дает себе труда подумать, что и пороки — тоже нечто живое, что, как все живое, они подчиняются законам жизни и тоже растут? А эти люди ни разу не подумали, во что в конце концов могут вырасти эти пороки и с какими рожденными от них ужасными чудовищами может столкнуться в один прекрасный день общество, стряхнувшее с себя наконец апатию.

Есть еще один путь избавиться от этих пороков, и он мне более понятен, чем всякий иной. Некоторые из нас знают, как эти пороки реальны и тягостны, как они угнетают нас, какие огорчения причиняют, даже когда мы счастливы, а наша жизнь обеспечена. И вместе с тем ни на миг невозможно себе представить, что они непременная часть вечного порядка вещей, что они неотделимы от поступательного движения человечества на его пути от варварства к цивилизации. Легче подумать, что они возникли из-за слепоты и суетливости недальновидных людей, которые, настраиваясь искать что-либо одно, волей-неволей забывают о другом. Все это мы знаем, чувствуем, а потому и жаждем перемены к лучшему, надеемся на нее, вспоминая движение истории.

И все же сама острота, с которой мы переживаем преступления цивилизации и убожество, которым она окружает жизнь большинства людей, способна обречь нас на бездействие. Различие между тем, что необходимо сделать и что возможно сделать сейчас же, настолько громадно, что нас покидает решимость.