Искусство и жизнь

Но теперь, чтобы не погрузиться в дремоту и не предаться снам о былых временах, давайте оставим солнечные склоны Котсуолда и подумаем о пригородах Лондона, которые не невзрачны и не неприятны, в которых мы наверняка еще в силах что-то сделать. Позвольте напомнить, что происходит с красотой земли, когда какой-нибудь расположенный возле нас большой дом обращается в конечном счете в звонкую монету. Этот дом испытал многие превратности судьбы, постигающие жилище богатого коммерсанта. Он был школой, больницей, чем угодно — теперь продается А., который сдает его Б., собирающемуся построить здесь дом, чтобы продать его В., а тот, в свою очередь, отдаст его внаем Г. и прочим буквам алфавита. Итак, старый дом подлежит сносу, это предполагалось и ранее и, возможно, не очень-то вас волнует. Этот дом никогда не был произведением искусства, он всегда отличался нелепостью своего облика. С самого начала в нем отсутствовала игра воображения, хотя он был надежно и без претензии построен. Но вот его начинают разрушать, до вас доносится стук топора, опускающегося па деревья в великолепном саду, который окружал дом. Даже проходить мимо него было наслаждением. Человек и природа долго терпеливо трудились здесь рука об руку на благо всех ваших соседей. И вот вы видите уже мальчишек, которые тащат по улице крупные ветки цветущего боярышника, вы догадываетесь, что происходит. На другое утро, встав, вы бросаете взгляд в сторону громадного платана, который был вам таким другом и в солнечную погоду, и в дождь, и в бурю, который сам по себе был целым миром, полным событий и красоты. Но теперь на этом месте пустота — платана и след простыл. На другое утро приходит черед большим широким полосам тени, которые отбрасывали древние кедры, эти сокровища красоты и романтики. Исчезли и они. У вас еще есть слабая надежда на то, что по крайней мере будет пощажена густая заросль сирени возле вашего дома, поскольку, может быть, ваши новые соседи любят сирень. Но в полдень исчезает и сирень, и на следующий день, когда с ноющим сердцем вы выглядываете наружу, вы видите, что некогда прекрасный и громадный сад превратился в жалкий, убогий запачканный глиной двор, и все готово для последнего достижения викторианской архитектуры, которая спустя два месяца, как ей и положено, восстанет из пепла.

Нравится ли вам все это? Нравится ли это даже тем из вас, которые не изучали искусство и которым нет особого дела до него?

Посмотрите на эти дома. Их много! Я не буду спрашивать, красивы ли они, ибо вы утверждаете, что вам безразлично, красивы они или нет. Но только взгляните на эти жалкие грошовые строительные материалы, на эти жилища, на этот скудный орнамент. Если бы во всем этом была хоть маленькая крупица великодушия, благородной гордости, желания доставить удовольствие, я бы разом все простил. Но тут нет ничего похожего на это, — ничего! Так для этого принесены в жертву кедры, платаны и боярышники, которые, я верю, вы на самом деле любили? Вы довольны?

Нет, у вас не может быть ощущения довольства. Вам остается только пойти и заняться делом, поговорить с членами вашей семьи, есть, пить и спать, стараясь забыть про это, но каждый раз, вспомнив, вы не сможете не думать, что вы и ваши соседи понесли утрату, ничего не получив взамен.

Пренебрежение к искусствам еще раз сделало свое дело. Ибо, хотя и можно себе представить, что исчезновение открытого пространства по соседству обернулось для вас утратой, все же постройка нового квартала в городе не должна оказываться столь уж полным бедствием. Когда-то она и не была бедствием. Ведь строители (во всяком случае, не все из них) вырубают теперь деревья не из-за каких-то пустяковых денег, которые они могут выручить за стволы, но потому, что слишком уж хлопотливо приспосабливать их к планированию домов. Для начала можно было бы сберечь большинство ваших деревьев; я намеренно говорю: «ваших деревьев», ибо они по крайней мере столь же принадлежат вам, кто их любил и хотел бы спасти, как и тем, кто ими пренебрег и срубил. Как вознаграждение за потерю любого участка земли, за неизбежное разрушение естественной растительности вы могли в былые художественные времена получить гармоничную красоту, несущую на себе видимые знаки изобретательности человека, его восторга как перед произведениями природы, так и перед созданиями собственных рук.

Да, действительно, в былые времена в Венеции, когда застраивался островок за островком, мы, даже будучи купцами и богачами, не пережили бы очень уж большого недовольства, наблюдая, как все ближе и ближе надвигаются на нас греческие колоннады и ломбардская резьба, загораживая Эуганейские холмы или Северные горы.