Искусство и жизнь

Я поставил на первое место надежду на отдых потому, что это самая простая и естественная часть на шей общей надежды. Какое бы наслаждение ни сопровождало работу, она несомненно причиняет и страдание, то возвышенное страдание, которое пробуждает нашу дремлющую энергию и которое похоже на страх животного перед какой-либо переменой, между тем как все у нас довольно благополучно, а компенсацией за это страдание является физический отдых. Работая, мы должны ощущать, что придет время, когда нам не нужно будет работать. Отдых, когда он наступает, должен длиться достаточно долго, чтобы мы могли насладиться им, он должен длиться дольше, чем необходимо для того, чтобы просто восстановить силу, затраченную нами на работу. И это также должен быть физический отдых, и нас ничто не должно тревожить, иначе мы не сможем насладиться им. Но если мы будем располагать таким и только таким отдыхом, то мы не далеко уйдем от зверей.

Что касается надежды на продукт труда, то я уже сказал, что природа заставляет нас работать ради него. Нам остается лишь позаботиться, чтобы мы действительно производили нечто полезное, а не работали впустую или по крайней мере не производили ничего такого, чего мы не хотим или чем не полагается пользоваться. Если мы станем заботиться об этом, выражая тем самым нашу волю, то будем тогда людьми, а не машинами.

Надежда на наслаждение самой работой — до чего странной может показаться она некоторым моим читателям — большинству из них! И все же, на мой взгляд, всем живым существам присуще радоваться, когда они применяют свою энергию, и даже звери радуются своей гибкости, быстроте и силе. А человек, создающий какую-то вещь, которая, как он чувствует, будет существовать, потому что он трудится над ней, — желает создать ее, тратит на нее энергию и ума, и души, и тела. Когда он работает, ему помогает память и воображение. Не только его собственные мысли, но и мысли людей, живших в прошлом, направляют его руку, и он творит, будучи частью всего человечества. Работая так, мы будем людьми в полном смысле слова, и наша жизнь будет наполнена счастьем и смыслом.

Итак, достойная работа несет с собой надежду на наслаждение отдыхом, надежду на то удовольствие, с каким мы пользуемся созданием наших рук, и надежду на наслаждение нашим ежедневным творчеством.

Любая другая работа помимо этой — бессмысленна. Трудиться просто для того, чтобы жить, а жить, чтобы трудиться, — это труд рабов.

Поэтому, поскольку теперь у нас есть весы, на которых можно взвешивать работу, совершаемую сейчас в мире, воспользуемся ими. Взвесим, чего стоит эта работа после стольких тысячелетий груда, после стольких обещаний и надежд, исполнение которых все откладывалось, после столь безграничного торжества по поводу успехов цивилизации и завоевания свободы.

Что касается работы, совершаемой в цивилизованном обществе, то легче всего заметить, что распределена она среди разных общественных классов очень неравномерно. Прежде всего, есть люди — и их немало, — которые совсем не работают и даже не делают вид, будто работают. Затем существуют люди — и их очень много, — которые работают довольно усердно, хотя и пользуются при этом многими льготами и досугом. И, наконец, есть люди, работа которых так тяжела, что они поистине только одной работой и заняты. Соответственно их и называют «рабочим классам», проводя тем самым различие между ними, с одной стороны, и средними классами, и богатыми или аристократией — с другой.

Очевидно, такое неравенство тяжело давит на «рабочий» класс и имеет явную тенденцию уничтожить даже его надежду на отдых, а потому ставит его в худшие условия, чем диких зверей. Но это только начало, а еще не конец нашей глупости, превращающей полезную работу в бесполезный труд.

Ибо что касается класса богатых, не занятых никакой работой, то все мы знаем, что потребляют они очень много и в то же время ничего не производят. Поэтому очевидно, что они, как нищие, должны получать содержание за счет тех, кто работает; и потому оказываются для общества просто обузой. В наши дни многие научились это понимать, хотя и не постигли глубже пороков нашей нынешней системы и не составили никакого ясного плана, как освободиться от этой обузы, хотя, возможно, у них и есть смутная надежда, что изменение в системе выборов в палату общин может, словно бы чудом, оказать влияние в этом направлении. Не стоит обольщаться такими надеждами и иллюзиями. К тому же класс аристократии, который некогда рассматривался как самый необходимый государству, численно мал и в наше время не имеет собственной силы, а зависит от поддержки следующего за ним класса — буржуазии. В действительности аристократия состоит либо из наиболее преуспевающих людей этого класса, либо из их ближайших потомков.