Искусство быть (сборник)

Клиентами психоаналитиков являются преимущественно либеральные представители среднего класса и верхушки среднего класса, для которых религия уже не играет эффективной роли и у кого нет серьезных политических пристрастий. Для них ни бог, ни император, ни папа римский, ни раввин или харизматический политический лидер не могут заполнить чувство пустоты. Психоаналитик становится смесью из гуру, ученого, отца, священника или раввина. Он не ставит сложных задач, он дружелюбен, он превращает все реальные жизненные проблемы – социальные, экономические, политические, религиозные, моральные, философские – в проблемы психологические. Он, таким образом, понижает их до статуса оправданий кровосмесительных желаний, отцеубийственных импульсов или анальной фиксации. Мир становится простым, объяснимым, управляемым и комфортным, сжимаясь до буржуазного мини-космоса.

* * *

Другая опасность традиционного психоанализа заключается в том, что пациент зачастую лишь делает вид, будто хочет перемен. Если он страдает от неприятных симптомов, таких как плохой сон, импотенция, боязнь авторитетов, нескладывающиеся отношения с противоположным полом или общее чувство недомогания, то, конечно, он хочет избавиться от них. А кто не захотел бы? Но он не желает испытывать боль и страдание, которые неотделимы от процесса взросления и получения независимости. Как же он решает эту дилемму? Он ожидает, что если он будет строго следовать «общему правилу» – говорить то, что придет в голову, без всяких ограничений, – то излечится без боли и даже без усилий; короче говоря, он верит в «спасение через общение». Но так не бывает. Без усилий и готовности испытать боль и страх никто не взрослеет и, собственно, никто не достигает ничего такого, что стоило бы достичь.

Еще одной опасностью традиционного психоанализа является то, чего человек меньше всего ожидает: «церебрализация» эмоционального опыта. Намерения Фрейда были, очевидно, противоположными: он хотел пробиться через традиционные процессы сознательного мышления и подойти к опыту, к сырым, необъясненным, нелогичным чувствам и видениям, скрытым за гладкой поверхностью дневных мыслей. Он действительно нашел их в состоянии гипноза, во сне, в языке симптомов и во многих, обычно незаметных, незначительных деталях поведения. Но в практике психоанализа первоначальная цель поблекла и стала идеологией. Психоанализ все больше и больше превращался в своего рода историческое исследование развития личности, сильно перегруженное теоретическими объяснениями и конструкциями.

Располагая рядом теоретических предположений, аналитик использовал ассоциации пациента как документальное подтверждение правильности своих теорий. Он действовал добросовестно, поскольку был убежден в истинности своей догмы, и верил, что материал для анализа, который поставляет ему пациент, должен быть глубоким и подлинным именно потому, что он соответствует этой теории. Метод все больше становился методом объяснения. Вот типичный пример: пациентка страдает от ожирения, вызванного непреодолимым влечением к еде. Аналитик интерпретирует это влечение и последующую полноту как имеющие корни в подсознательном желании проглотить семя своего отца и забеременеть от него. Тот факт, что она не помнит, были ли у нее когда-либо такие желания и фантазии, объясняется подавлением болезненного детского опыта; но на базе этой теории причина «реконструируется», и весь последующий анализ в основном сводится к попыткам психоаналитика доказать правильность реконструкции, используя дальнейшие ассоциации и сны пациентки. Предполагается, что, когда пациентка полностью «поймет» значение симптома, она от него излечится.

В целом методика такого рода интерпретации заключается в излечении путем объяснения; решающим здесь является вопрос: «Почему сформировался этот невротический симптом?» Когда пациента просят продолжать ассоцииации, он умственно вовлекается в выяснение происхождения своих симптомов. То, что должно было быть экспериментальным методом, превратилось – на практике, хотя и не в теории – в интеллектуальное исследование. И даже если теоретические предпосылки верны, подобный метод не может привести к положительным изменениям, за исключением тех, которые вызваны внушением. Если пациент подвергается психоанализу достаточно длительное время и ему говорят, что тот или иной фактор послужил причиной невроза, он с готовностью в это поверит, и симптом ослабеет благодаря вере в то, что открытие причины принесло выздоровление. Этот механизм встречается настолько часто, что ни один ученый не примет факт излечения как вызванный действием определенного лекарства, если только пациент не знал, получал ли он лекарство или плацебо – причем не только пациент, но и врач, с тем чтобы быть уверенным, что он сам не находится под влиянием собственных ожиданий («дважды слепое испытание»).