Искусительница

— Мистер Тайнан, должно быть, вы невиновны. Вы совершенно правы в том, что мой отец никогда бы не доверил мою защиту негодяю. Да, конечно, так оно и есть. Вы или невиновны, или не совершали ничего злодейского. Возможно, нарушили какое-то обещание.

Улыбаясь, она продолжила втирать мазь. Но теперь она не только лечила, но и старалась сделать так, чтобы его уставшее тело расслабилось.

— Насколько я близка к правде? — спросила она и рассмеялась, когда он не ответил. — Как видите, мистер Тайнан, все мы сами даем ключи к разгадке наших тайн, как бы мы ни пытались их спрятать. Я уверена, что мистер Прескотт ни разу не заметил, что каждое движение причиняет вам боль, но когда внимательно смотришь, начинаешь многое замечать в людях.

Она продолжала растирать его спину, смазав руки мазью и разминая каждую его мышцу, пока не почувствовала, что он полностью расслабился. Его дыхание стало ровным и глубоким, словно он заснул. В Крис пробудились материнские чувства. Ей захотелось отвезти этого человека домой, накормить и увидеть его отдыхающим. Она подумала о том, встречался ли он с миссис Санберри, экономкой ее отца. Если они познакомились, Крис была готова поспорить, что Тайнан ей понравился.

Улыбаясь, Крис приподняла одну руку Тая и стала разминать ее, стараясь не задеть израненные запястья.

— Здесь у меня не болит, — сонно сказал он, но не пошевелился.

— Я думала о миссис Санберри.

— Ежевичная настойка, — сказал Тай. — С корицей, оседающей на стенках бутылки. Крис рассмеялась:

— Значит, вы в самом деле познакомились. Я думаю, что вы ей понравились.

— Как бездомная собака?

— Возможно, у вас нет дома, но на собаку вы совсем не похожи. Тай, где вы родились?

Он попытался встать, но она толкнула его обратно на землю.

— Хорошо, больше никаких вопросов, но, пожалуйста, не начинайте снова сердиться. Сегодня слишком хороший день, чтобы омрачать его злостью. — Она забралась пальцами ему в волосы и стала массировать затылок.

— Вам нравится работа журналиста? — спросил он.

— Да, по крайней мере, нравилась раньше, но, похоже, я от нее устала. Мне двадцать восемь лет, а начала я в восемнадцать. Это большой срок. Я думаю, что хочу… я не знаю, чего хочу, но это что-то большее…

— Семейный очаг и дети? Она засмеялась:

— Сразу видно, что вы разговаривали с моим отцом. Он не рассказывал вам, как вернул меня в Вашингтон? Как обманул меня? Я тогда работала в Нью-Йорке, и он послал мне телеграмму, в которой сообщал, что находится при смерти. Думая, что он умирает, я проплакала всю дорогу с одного конца страны в другой, а когда добралась до дома, грязная, уставшая и напуганная, нашла его укрощавшим бешеного мустанга и бесконечно довольным жизнью.

— Вам повезло, что у вас есть отец.

— А у вас его нет?

— Во всяком случае, я его не знаю.

— А мать?

— Она умерла.

— А сколько времени вы живете один?

— Всю жизнь. Вы не собираетесь взглянуть на мои ноги и покончить с этим? Мне нужно обследовать тропу, чтобы посмотреть, что с ней произошло за эти годы..

Он повернулся и сел, и Крис неохотно убрала руки. На мгновение их глаза встретились. Крис хотелось смотреть в его глаза вечно, но Тай отвел взгляд.

— В тюрьме мне было спокойнее, — произнес он. — Взгляните на мои ноги. Это не займет у вас много времени.

Крис со вздохом перевела глаза с его лица на ноги и замерла. Они были покрыты волдырями, некоторые из которых превратились в кровавые раны, а остальные должны были превратиться в них в ближайшее время.

— Новые сапоги и отсутствие носков, — сказала она. — Вы что, просто стали их носить, предварительно не разносив?

— Мне пришлось это сделать. Я порвал свои бальные туфли накануне, — мрачно сказал он.

Она рассмеялась:

— Я забинтую эти места, а потом посмотрю, нет ли у мистера Прескотта лишней пары носков.

— Нет! — резко возразил он. — Я не беру милостыню. Крис с удивлением посмотрела на него.

— Хорошо, — сказала она, помолчав. — Никакой милостыни. Но в первом же городе мы купим вам носки. Ведь мой отец заплатил вам за мое спасение, не так ли?

— Да, — буркнул он, наблюдая за тем, как она бинтует ему ногу.

Она провела рукой по его лодыжке, на которой были точно такие же шрамы, как на запястьях.

— Кандалы?

Он сделал вид, что никакого вопроса не прозвучало.

— Что же все-таки заставило вас заниматься Ланьером?

— Не знаю. Кто-то должен был это сделать. Джон Андерсон, вероятно, уже напечатал мой рассказ. Люди ненавидят индейцев еще больше, чем раньше, когда слышат о том, что они убивают миссионеров. На этот раз не они это сделали, а Хью Ланьер, и я считаю справедливым, если они не подвергнутся незаслуженному наказанию.

— Независимо от того, что белый человек, человек, которого вы знаете, потеряет, возможно, все?

— Все потеряли миссионеры, — сказала она спокойно.

— Я никогда не видел, чтобы женщина вела себя так уверенно под пулями, как это делали вчера вы. У вас есть опыт?

— Небольшой, — ответила она.

— Я считал, что женщины, подобные вам, хотят сидеть дома и воспитывать детей.