Искушение Дэвида Армитажа

Долгое молчание. Наконец я выдавил из себя:

— Так плохо?

— Ты понимаешь, что я хочу сказать. Возможно, он блестящий брокер… но в социальном смысле он полный дурак.

— Мне он кажется забавным.

— И я могу понять почему, особенно если ты когда-нибудь будешь писать для Скорсезе. Он коллекционирует людей, Дэвид, и ты objet d'art[9] этого месяца. На твоем месте я бы позволила ему заниматься инвестициями, и ничего больше. Он дешевый и показушный, он из тех жуликов, которые могут с утра побрызгаться лосьоном от Армани, но все равно будут вонять простым одеколоном.

Салли была жестокой, и мне неприятно было обнаружить в ней эту малосимпатичную сторону. Но я ничего не сказал. Я также ничего не сказал Бобби, когда он позвонил мне через несколько дней после ужина и объявил, что намечает в этом году прибыль в двадцать девять процентов.

— Двадцать девять процентов? — поразился я. — Но ведь это незаконно…

— Да нет, вполне законно.

— Шучу. — Уловив в его голосе обиду, я поторопился исправить свою оплошность. — Я очень доволен. И благодарен. В следующий раз я сам плачу за ужин.

— А следующий раз будет? Салли ведь решила, что я придурок, верно?

— Я ничего такого не знаю.

— Ты врешь, но все равно спасибо. Поверь мне, я знаю, когда промахиваюсь.

— Просто вы совсем разные, такое бывает.

— Да нет, это ты просто вежлив. Но слушай, если ты не разделяешь ее мнения…

— С какой стати? Особенно если вспомнить про двадцать девять процентов.

Он засмеялся:

— Итог всегда важнее всего, так?

— Это ты меня спрашиваешь?

У Бобби хватило ума никогда больше не упоминать о том кошмарном вечере, хотя он всегда справлялся о Салли, когда мы встречались. Раз в месяц я с ним ужинал. Ведь, что ни говори, двадцать девять процентов — это двадцать девять процентов. Бобби мне действительно нравился, и я видел, что, если отбросить в сторону его хвастливую браваду, он просто малый, который надеется оставить свою метку в этом глубоко безразличном мире. Как и все мы, он пытался поверить в то, что на самом деле чего-то стоит. Вот откуда проистекали его амбиции.

Так или иначе, но я был настолько занят, что наше общение с Бобби ограничилось ежемесячными ужинами. К тому времени, когда в производство были запущены серии второго сезона, я пришел к выводу, что моя жизнь представляет собой одну большую круговерть: четырнадцать часов в день за работой, семь дней в неделю. Несколько оставшихся часов полностью были посвящены Салли. Но она не особо жаловалась, что мы мало проводим времени вместе. Для Салли работать менее семнадцати часов в день было равносильно безделью.

Единственными маяками в этом сумасшедшем расписании были два выходных в месяц, которые я проводил с Кейтлин. Разрыв между нами быстро зарубцевался. Во время моего первого визита в их новый дом она была несколько отстраненной. Но мы провели прекрасный день в Сан-Франциско, и она немного оттаяла.

В тот вечер, когда мы ужинали в ресторане «На причале рыбака», Кейтлин сказала:

— Мне нужно задать тебе один вопрос, папа.

— Выкладывай, — кивнул я.

— Ты скучаешь по мне и маме?

Я почувствовал, как меня окутала печаль.

— Каждый день, каждый час, — сказал я, беря ее за руку. Дочь не отняла руки, а наоборот, сжала мою.

— Ты не мог бы снова жить с нами? — спросила она.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это было возможно, но…

— Это потому, что ты больше не любишь маму?

— Я всегда буду любить твою маму… но иногда людям, которые любят друг друга, трудно жить вместе. Они расходятся. Или…

— Вы могли бы снова сойтись, — заметила она.

Я улыбнулся:

— Все не так просто, Кейтлин. Люди совершают поступки, которые другим людям трудно простить. Или они понимают, что должны начать жить другой жизнью.

Она отняла руку и уставилась на стол:

— Мне не нравится, что ты больше с нами не живешь.

— И мне тоже не нравится, что мы не вместе, — сказал я. — Мне жаль, что я не могу взмахнуть волшебной палочкой и все исправить. Не могу. Но все равно мы будем с тобой встречаться дважды в месяц на выходные. Во время каникул ты сможешь провести со мной столько времени, сколько захочешь…

— Ты будешь работать во время моих каникул.

— Я постараюсь не работать.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— И ты будешь приезжать ко мне каждые две недели?

— Обязательно.

Я ни разу не нарушил своего обещания. Наоборот, не существовало ничего такого, черт побери, что могло бы помешать мне два раза в месяц навестить свою дочь.

Прошло еще полгода. Вторая часть сериала была снята. Реакция была потрясающей. К Элисон уже поступили звонки насчет продолжения, а ведь до показа оставалось еще два месяца. Жизнь была хаотичной, но я не мог жаловаться. Моя карьера складывалась удачно. Моя страсть к Салли не уменьшалась… и она тоже все еще была очарована мною. Мои деньги делали деньги. И хотя Люси все еще обращалась со мной крайне холодно, когда я навещал дочь, сама Кейтлин всегда радостно встречала своего папу. Иногда она даже проводила выходные в Лос-Анджелесе.

— Что с тобой? — однажды спросила Элисон во время ланча. — Ты кажешься счастливым.

— Это действительно так.

— Мне взбудоражить прессу?

— Разве это плохо, если человек счастлив?