Искушение чародея

— А он уверен, что нет. И судя по событиям последних дней, ависы скорее на стороне академика. С чего все началось? Правильно, с карандаша и листа бумаги. Что подарил нам Отец на следующий день? Горсть семян, из которых выросли перьекнижки эти дурацкие… Мы дали им только прием, они — уже готовую «модель», причем самовоспроизводящуюся. «Инженеры-выращиватели, яростные и изобретательные», ага! И потом все пошло по нарастающей, и продолжается до сих пор. Вот зря мы им Скунса не подарили в прошлый раз. А я предлагал.

Домрачеев вздохнул и сказал, глядя прямо перед собой:

— Болтун ты, Павлыш.

Эмма вздрогнула и чуть ускорила шаг.

— Нет, ну а что? Теперь поздно дарить. Теперь это будет понижением ставок. Потерей лица. А презент, который мы с тобой — разумеется, под любезным присмотром сиятельной Эммы Николавны, — транспортируем сейчас… он вообще ни в какие ворота же. И ты своим молчаливым одобрением потворствуешь, между прочим. А на кону…

— Болтун, — повторил Домрачеев. За те дни, что прошли после первого визита Отца, он стал мрачнее, держался особняком и редко вступал в споры. Особенно если рядом была Эмма.

Эту катавасию с подарками, разумеется, никто из них и предвидеть не мог. Все началось невинно — и сперва точно так же невинно продолжилось. Люди пошли в гости к ависам, те встретили их у озера, поговорили, после чего один из младших птиц по приказу Отца вручил семена. Без каких-либо пояснений.

Из семян к утру выросли перьекнижки: растения с огромными, плотными листьями, усеянными дивным узором. О том, что это письмена, догадался Эдгар Урванец, сорвавший, пока старшие спали, одну «страницу» и обративший внимание на слишком уж правильный рисунок. У братьев как раз был период увлечения криптографией, так что к завтраку Эдгар пришел, сияя довольной улыбкой, с листком, на котором была отмечена частотность всех «букв».

В результате его, к ревнивому неудовольствию брата, даже не наказали.

Посовещавшись, в следующий раз решили подарить ависам клепсидру — здоровенный, в человеческий рост, агрегат, который едва удалось собрать согласно приложенной инструкции. Вот тогда-то потребовалась тележка, и тогда же она застряла на травянистом склоне… с тех пор правое колесо противно поскрипывало и вращалось под углом.

Ависы от клепсидры пришли в невероятное возбуждение. Пятеро младших сородичей Отца начали переглядываться, переступать с места на место. Коряга, которую они то ли нашли, то ли специально притащили сюда для встреч с людьми, пружинила и подрагивала, одна из веток противно стучала о землю.

В конце концов Отец распушил малиновый хохолок, издал короткий, резкий крик и дважды хлопнул крыльями. Переводчик у него на груди прокашлялся, но не сказал ни слова.

Младшие смотрели на Отца со странным выражением. Павлышу показалось, что в их желтых, сверкающих глазах отражались страх и… неужели азарт? Хотя, конечно, Слава понимал, что все это ерунда: много ли он знает об этих разумных птицах? Испытывают ли они вообще подобные эмоции?..

После небольшой паузы Отец снова хлопнул крыльями, как-то странно дернул своим узким хвостом и выдал длинную, мелодичную трель.

— Быть по сему, — сообщил переводчик. — Приемлем ваш соревнодар, ибо чтим честь. Во благовременье же ответим, как и до́лжно.

Академик Окунь хмыкнул и что-то нацарапал у себя в блокноте. Борис переглянулся с Домрачеевым и Павлышем, а Эмма аккуратно, плавно склонила голову (она по-прежнему старалась при разговоре с ависами не делать резких движений):

— Мы рады, что нашли с вами общий язык. Не возражаете, если мои коллеги отвезут подарок к вашим… деревьям?

Отец слушал, рывками поворачивая голову то вправо, то влево.

— Конечно, пусть отвезут дар к домодревам. Ваших самцов, мужчин, подчиненных проводит Изгибатель.

Один из ависов — кажется, постарше прочих, — тяжело взмахнул крыльями и взлетел в воздух. Эмма посмотрела на Бориса Урванца, но Слава и Миша уже, не сговариваясь, застыли у тележки.

Эмма поджала губы и кивнула, и они все втроем двинулись вслед за Изгибателем к одному из домодрев.

Почва здесь была рыхлая, повсюду тянулись к солнцу разного рода растеньица, в том числе — похожие на перьекнижки. Авис кружил над тележкой, время от времени давал отрывистые советы, которые коробок-переводчик старательно перетолмачивал.

— Это ничего, что мы вот так… прямо по росткам? — уточнил Павлыш.

— Нет значения. Сиюминутное, воспроизводимое. Подарок важнее, главнее, имеет смысл.

Дерево было громадным, значительно крупнее любой секвойи. Вдоль ствола тянулись ребра-распорки, нечто вроде контрфорсов в древних соборах. Черную, блестящую кору испещряли разноцветные вкрапления. Приглядевшись, Павлыш понял, что это мох, но какой-то особый; в нем устраивали себе гнезда плоские, алые твари, похожие на смесь муравьев и скорпионов. Твари эти сновали по коре, в лапах тащили некие коконы, а также пестрые обломки скорлупы, фрагменты перьев, листья…