Искушение астрологией, или предсказание как искусство

В этом же тексте Абу-Машар раскрывает свою веру в то, что близко к учению алгебраических противопоставлений. Знаки, заявляет он, обычно противостоят друг другу. Телец и Козерог противостоят Деве. Лев — Овну. Стрелец — Льву. Это сопоставление продолжается до полного исчерпания знаков зодиака. Абу-Машар был чутким астрономом, а не только астрологом. И он, без сомнения, знал то, что было известно Птолемею восемью веками ранее: знаки зодиака имеют самое отдаленное отношение к самим созвездиям. Так что же в таком случае обозначают противопоставления на самом деле? Если знаки символизируют разные области неба и Лев — это название любого скопления звезд, которое по стечению обстоятельств выглядывает из-за зодиакального круга, тогда с какой стати Лев противопоставлен Овну? Эти области космоса не постоянны. И Овен, наблюдаемый в одном году, не идентичен Овну, наблюдаемому в другом. Отсюда можно сделать вывод, что Абу-Машар, как и многие другие астрологи, шел вслепую, ощупью, по некоему алгебраическому коридору, а противопоставления, которые он записал с такой живостью, вдруг вспыхивали между разными символами, независимо от того, что они обозначали и представляли.

Какими бы ни были методы, с помощью которых Абу-Машар строил свои астрологические толкования, ему удалось убедить и современников, и потомков в том, что его дар неординарен и он, Абу-Машар, наделен способностью срывать с будущего пелену времени [84]. Поднаторев в ответах на расспросы, Абу-Машар как-то раз получил клочки таблицы другого астролога. Асцендент был в десятом градусе Скорпиона. Луна — в пятнадцатом градусе. Юпитер — в шестнадцатом. А жребий судьбы — в двадцать девятом. Сатурн располагался во втором доме. Венера, правитель седьмого дома, — в двадцать шестом градусе одиннадцатого дома и в соединении с Марсом.

Окинув карту натренированным взглядом, Абу-Машар заметил, что жребий судьбы находится в восходящем знаке, а правитель седьмого дома и правитель асцендента сошлись в одиннадцатом доме. И это все не вопросы трактовки. Они отражали только применение астрологической описательной традиции к астрономическим фактам и ничего более. Однако Абу-Машар заключил, что человек, предложивший таблицу его вниманию, задавал вопросы о своей собственной жизни. И ответы ему нужны были точные, и ждать он не мог.

Совершенно неясно, как Абу-Машар пришел к таким выводам: сам он ничего об этом не говорит, хотя, вероятно, строились его умозаключения всего лишь на догадке. Но то, что последовало дальше, просто поразительно. Заказчик, как утверждает Абу-Машар, хотел жениться. Изначально его расспросы касались невесты. Женщина, по заявлению Абу-Машара, была далека от целомудрия, а всему виной это соединение Венеры и Марса. Загадочная система сравнений Абу-Машара теперь проливает свет на эту мизансцену. «Когда Венера с Марсом, она подобна женщине, алчущей наслаждений». И очевидно, наоборот. Абу-Машар уверяет, что они все равно поженятся. И мужчина станет преуспевающим, а женщина «окажется в опасности, поскольку муж отберет ее состояние». Предлагаемое им объяснение отражает подробности зловещего соединения Венеры и Марса:

Он (Абу-Машар) сказал, что этот человек будет благоденствовать за счет женщины, потому что Венера, как правитель седьмого, с асцендентом в аспекте секстиль, а женщина будет оскорблена и лишена своего имущества из-за Марса, правителя асцендента, стоящего в квадратурном аспекте с восьмым домом, а второй дом — дом денег человека [85].

Горькое предсказание, как оказалось, было подкреплено последующими событиями.

А посему разрешим приятной арабской, с персидским акцентом, речи Абу-Машара затихнуть до вежливого шепота, с которым он и покинет нас.

Аль-Кинди и Абу-Машар, будучи очень разными, составляют одну скульптурную группу в истории астрологии — учтивого и изысканного астролога, навеки связанного с его эрудированным учителем. Оба они отличались крайней несдержанностью. О них постоянно сплетничали. Погружаясь в историю IX века, невозможно пройти мимо аль-Кинди и не почувствовать желания спасти его из вечного заточения в темнице его собственных потерянных слов. Темы, которые он, по словам очевидцев, обсуждал, говорят о культуре, которая вот-вот должна была взорвать свои границы.