Искушение

– Нет, пока материал изучаю, скоро буду редакцию набирать. Денег нет – сейчас это не проблема, многие бесплатно готовы работать. Было бы дело стоящее. Мы на факультете пытались в интернете выпускать «Честную газету», зарегистрировались, макет, рубрикатор… много чего сделали, над первым номером начали работать, нас в деканат вызвали! Пригрозили исключением. Представь, за одно название хотели исключить! Если бы мы зарегистрировали «Нечестную газету», ничего бы не было! Они реально испугались! – Алексей рассмеялся. – Я и еще два чувака, мы сами написали заявления.

Катя слушала внимательно, за его словами были хорошие стремления, она их чувствовала и почему-то верила им.

– Бухаешь? – спросил Алексей.

– Я? Нет, – удивилась Катя, она еле удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Я тоже. Завязал. Раньше бухал по-черному…

Катя с веселым недоверием на него смотрела, она видела лица тех, кто бухает по-черному. Подобрала хлебом остатки яичницы. Она не наелась.

– Мне как восемнадцать исполнилось, я от предков ушел… один стал жить.

– Почему?

– Батя у меня крутой, я тебе говорил. Он бизнесом сейчас занимается, ну и вообще… возле него свободы немного.

– Чего немного? – переспросила Катя.

– Да-а… – Он махнул рукой. – Еще будешь? Показал на свою тарелку. Я мало ем, – перегрузил яичницу в тарелку к Кате.

– Спасибо, а Алекс – это Алексей?

– Ну, – небрежно нахмурился Алексей, – мне не нравится… Ты чай будешь?

– Давай. А можно я тебя просто Леша буду звать? Леша тебе тоже не нравится?

– Ну… так, – Алексей поставил чайник. – Мне, в общем-то, без разницы, если тебе не в лом, зови Алекс. Меня все так зовут. – Алексей был серьезен. – У меня отец тоже Алексей Степанов…

Алексей оделся и, попрощавшись, ушел по делам, Катя вымыла квартиру, выгребла из-под Лешиного письменного стола и кровати кучу всякого разного в клубках пыли и села звонить домой.

Дома все было без изменений, она рассказала матери про работу, квартиру, про большие чаевые не стала ничего говорить. Она пока не понимала, за что их платят.

– Что с Федором? Ты ездила? – спросила в конце.

– Ездила. Переведут его, видно… – Мать замолчала, не досказав фразы.

Катя тоже молчала, она никогда не вмешивалась в отношения матери и Федора, да и чем она могла помочь.

– Мамин дом хочу продать. Если успею, как раз хватит…

– А бабушка?

– К нам заберу, в твоей комнате будет жить… Ты там с отцовым диагнозом походи по больницам, может, найдешь, где не очень дорого? Тебе за деньги спасибо, на них хирурга вызывала из Иркутска. Я отца на рентген возила, и анализы сдали… хирург говорит, если операцию делать, то надо торопиться, там костенеет у него что-то. А может, уже и поздно, говорит.

Мать помолчала, потом добавила:

– Отец без тебя… что-то… целыми днями с открытыми глазами лежит, даже радио не включает…

Катя долго еще стояла с телефоном в руках, глядя в окно. Алексей вдруг пришел в голову… взял и ушел от родителей. Почему так? Им совсем не нужна его помощь? Его любовь? Тополя качались голыми вершинами. Лифт время от времени громко включался, гудел натужно и клацал чем-то на каждом этаже.

Мурад так и не появился на рынке. Настя ждала целый день, выискивала его в толпе покупателей, что только в голову не лезло. Не за место боялась, за их едва начавшиеся и такие непонятные отношения. Вечером Ольга забрала выручку, не оставив ее заработка. «Мурад завтра сам даст», – ответила на ее вопросительный взгляд, и Настя поняла, что Мурад звонил ей.

Отнесла остатки продуктов в холодильник, сдала весы, задержалась еще, ожидая, что он придет за деньгами, даже во вчерашнем кафе посидела, чаю выпила. Она нервно обдумывала свое положение. Представляла себя рядом с Мурадом в этом кафе, потом в кровати и не знала, что думать. Вспоминала его нежности и ласковое лицо и опять не знала… то ей казалось, что он никогда больше к ней не подойдет, то прямо чувствовала, что нравится ему по-настоящему. Не стал бы он оставлять на ночь, если бы не нравилась. Зря так быстро обломалась, – остро жалела Настя, чувствуя, как где-то внутри темно и зло закипает гордость. Чего я хочу от этого козленка? Может быть, любви? – Настя даже вслух хмыкнула, издеваясь над этой своей идиотской мыслью.

Она не знала, что сказать Кате. От растерянности и одиночества пошла к квартире Мурада, у нее был уважительный повод – надо было забрать паспорт. Она и злилась на себя и шла. Поднялась на второй этаж, позвонила, никто не ответил, хотя ей показалось, что в глазок глядели. Она постояла перед дверью, спустилась на улицу, обошла дом, и опять ей показалось, что в Мурадовых окнах между занавесками пробивается свет. Она разволновалась, еще раз поднялась и позвонила, вдруг моется… За дверью была отвратительная лживая тишина, которой она не верила.