- Подфартить может и дураку. Все зависит от того, когда, где и что начать. Счастливое совпадение - и ты на коне. Но потом-то везения уже мало. Пускай твой отец не надеется, что и теперь все сложится само собой. Сегодня он меня, считай, ограбил: вся моя работа насмарку. С меня хватит. Я с ним расстаюсь.
Кажется, мне удалось все-таки удивить ее. Даже глаза расширились.
- И как ты себе это представляешь?
- Еще не знаю. Нужен хоть какой-нибудь наличный капитал, чтобы самому встать на ноги. Продам нашу долю акций, и лучше всего не посторонним, а фирме. И этот отвратный дом купит кто-нибудь, для кого важно жить в престижном квартале.
- Дом - и моя собственность тоже, а я ничего не подпишу. Опять ты зарываешься, мой дорогой. Куда ты уйдешь? Не зная толком, как деньги зарабатывают.
- Можно подумать, я ничего не зарабатывал до того, как тебя встретил!
...Когда меня демобилизовали после окончания второй мировой войны, я заметался: переезжал с места на место, начинал что-то и тут же бросал. Порой приходилось туго, но тогда это мало смущало меня. Был даже случай, когда я сидел в "рено" в компании смуглых и крепких ребят и мы рассуждали, как обчистить казино. Правда, в какой-то момент я струхнул и быстренько возвратился домой, в Верной. За год до смерти моей матери я выклянчил у нее денег - все, что нам оставил отец, - и влез в строительное дело. Прошло время, и мое имя было уже кое у кого на слуху: Джерри Джеймсон, строительный подрядчик. Мне это дело нравилось. Я вник в ремесло и справлялся, право, не хуже других.
Так оно и шло - вплоть до того дня, когда на пикнике я познакомился с Лоррейн Мэлтон. Тогда, в июле 1950-го, она только что окончила колледж. Привез ее с собой отец. С этим скучноватым, заносчивым и не слишком умным человеком мне приходилось встречаться и прежде.
Никогда я не видел создания более обворожительного, чем тогдашняя Лорри с ее черными блестящими волосами и ярко-голубыми глазами. Она была в шортах из акульей кожи, в желтой блузке; ноги такие длинные, что у меня при взгляде на них захватило дыхание. Движения грациозные, как у какой-нибудь балерины, а узкая талия еще более подчеркивала полноту ее округлостей, буквально притягивавших к себе взгляды нескольких холостяков. Улыбалась она зовуще и лукаво, и у нее совершенно не было времени для меня.
К тому времени я, видно, созрел для брака, а потому и вступил с ходу в жестокую борьбу. Если бы не тогдашняя лихорадка, я, может, и сумел бы взглянуть на нее объективнее, обратил бы внимание на ее капризы, на некоторую алчность, прорывавшуюся изредка, на уже обозначившееся пристрастие к выпивке. Она выросла с твердым убеждением, что на свете нет ничего важней ее персоны, и только живой темперамент, так много значащий для молоденькой девушки, мешал с отчетливостью проявиться ее истинному характеру.
Пятнадцатого августа мы обвенчались и после незабываемо утомительного путешествия на Бермуды поселились в доме, подаренном нам к свадьбе и расположенном меньше чем в квартале от особняка ее родителей.
Неделей позже небольшая, относительно процветающая фирма "Джерри Джеймсон, строительный подрядчик" вместе со всем ее прекрасным штатом, включая мистера Реда Олина, была проглочена компанией Э. Д. Мэлтона. Я получил некоторое количество акций и стал генеральным директором с содержанием в двенадцать тысяч долларов в год. Эдди - Мэлтон-младший - и Лорри тоже получили по небольшому пакету акций. Эдди тогда исполнилось девятнадцать. Это был неприметный, вялый, прыщавый юнец.
Я ликовал. В свои двадцать восемь я обзавелся любящей женой, темпераментной, молодой и красивой на загляденье. При всем том, что было пережито на войне - в Бирме и так далее, - на здоровье я не жаловался. Дела в компании, правда, шли не так чтобы блестяще, но я себя уверял: скоро я покажу старому хрычу, что пора браться за ум; уж как-нибудь ему растолкую, что значит строить современные дома.
Прошло восемь лет. Мне теперь тридцать шесть, у меня есть вот этот дом, договор на страхование жизни, а также общий с женой счет в банке на тысячу сто долларов - если, конечно, Лоррейн с утра не прошлась по магазинам. Все эти годы дивиденды акционерам выплачивались с непомерной щедростью. Э. Д, обожал в рождественскую ночь раздавать чеки. А Лорри так же, как ее мать, знала деньгам лишь одно употребление: тратить, и притом немедленно.
- И все-таки я уйду, - сказал я. Она повернулась ко мне спиной, критически осмотрела свои ногти, затем занялась прической.
- Ты мне надоел,. Джерри, ей-богу. Никуда ты не денешься! Ступай-ка прими душ, что ли.
Мне подумалось: хорошо бы развернуться и разок врезать по ее пухлым капризным губам. Но тут в дверь позвонили.
- Черт побери, кто бы это мог быть? - спросил я.
- Черт побери, откуда мне знать? Иди открой. Я спустился по лестнице, отомкнул дверь, открыл. Передо мной стоял мужчина моего роста; широкая, вполне фамильярная улыбка была у него на лице.
- Винс! - воскликнул я. - Бог ты мой, дружище, давай заходи!