Искупление Риза (ЛП)

Сильный запах плесени вызвал у него тошноту, тем самым вырвал его из темных мыслей. Он был благодарен, что не успел поесть, поскольку кислая желчь медленно поднималось из желудка к горлу. Зажав рот, он сглотнул подкатившую рвоту, опустив ее из горла обратно в урчащий желудок, и метнул взгляд через комнату на старые коричневые шторы, небрежно висевшие на погнутом карнизе. Сквозь них просачивалось немного безжалостного летнего солнечного света, и Риз взволнованно наблюдал за изящным танцем пылинок, напоминающим о том, насколько ничтожна его жизнь.

Он вытер пот со лба и бросил стеклянную пепельницу в потрескивающий кондиционер, который доказал свою бесполезность в разгар изнурительной летней жары. Ему снова необходимо освобождение, но еще было слишком рано. У него было немного правил, но одно он соблюдал всегда. Никогда не греши рядом с другим. И, конечно, никогда не принимай добро, пока твои руки пахнут чьей-то кровью. Отрицание порока сделало его больным. События закручивались жестоким вихрем, но он сам создал его. Не часто он позволял себе вернуться к мыслям о том, что произошло бы, если бы он продолжил жить в этом чертовом раю, именуемым домом. Вместо этого он живет со своими грехами, которые сделали его душу черной и продолжают управлять им.

Он в бегах уже десять лет. Сбежав от первых совершенных им грехов, он продолжал совершать их, чтобы выживать и подпитывать демона, извивавшегося всюду на его пути и заражающего каждый день этой мерзостью. Он часто размышлял, когда совершал подобные деяния: а если он как раз тот, кем ему суждено было стать, — человек, полный немыслимых желаний и злобы. И постоянно вспоминал, насколько иронична была тяга к прощению, на миг возникшая в его мыслях благодаря отцу Салливану. Но этого никогда не произойдет, потому что он одержим дьяволом. Зашуганный, бессловесный, лишенный права на достойную жизнь. Хороший маленький мальчик, благочестивый католик, каждое воскресенье возносящий с колен молитву, ушел. Исчез сын Божий, молящийся о прощении каждую неделю, безмолвно просящий ангелов небесных прекратить этот ужас. Тот мальчик умер в ту ночь вместе с остальными. Был только один уцелевший. Заглянув в ее карие глаза, Риз не смог заставить себя прижать нож к этому идеально-белому горлу. Ее тихие слезы что-то значили для него. В конце концов, у них было нечто общее, понятное только им двоим. Он пытался заставить себя ненавидеть ее, тогда и сейчас, но его гребаный двадцатичетырехлетний разум, погружаясь в сон, до сих пор мечтал о ней. Каждый раз, когда его пронзительные голубые глаза замечали что-то жестокое и оскорбительное, он вспоминал ее спасение и свое унижение. И все еще мог бы вспомнить, что чувствовал, когда его рука была обернута вокруг ее шеи. Как ощущались пульсирующие под его хваткой вены, поддерживающие бесполезную жизнь в ее маленьком теле. Его сердце дрогнуло, а член запульсировал. Возможно, именно в тот момент он начал превращаться в монстра.

Можно сказать, что это некая власть, особенно когда дело касается человеческих жизней. Возможность одному забрать несколько бессмысленных жизней, давая другим еще один шанс. События того рокового вечера кружились в злобном танго в голове Риза. Только одно оставалось неизменным.

Их лица.

Он сидел на стуле в углу говенного мотеля, пыхтя сигаретой и стряхивая пепел на заляпанный коричневый ковер, не сводя взгляда с дверной ручки. Он всегда был безумцем, учитывая его способы выживания. Вокруг было множество людей, но он был тихим монстром. Все, что таилось в глубинах безумия, подогревалось его печальным прошлым. Он редко разговаривал. Только когда был в черной лыжной маске и требовал, угрожая ножом, у дрожащего заправщика деньги. Или нашептывал в девичьи ушки, что монстры действительно существуют. Потому что это правда. И Риз помогал им в этом убедиться. Он заставлял их почувствовать это. Он заставлял их запомнить это каждой истерзанной частью тела. Они не забудут. Когда состояние невменяемости проходило, он частенько произносил речь в своем безумном жестоком мозгу. Приговор и напутствие тому, кто ушел.

Слова, дававшие ему искупление, которого он просил у отца Салливана. Она — единственная, кто может даровать ему это. Ведь она единственная, кто знает правду, скрытую за мерзкой грязной ложью. Но Риз знал: она ненавидит его. Он думал, что тоже ненавидит ее, но ненависть не вызывает таких ощущений.