Майя повернула голову, предоставляя мне обзор на свою великолепную длинную шею. Я хотел целовать ее, от шеи до пупка, а затем опуститься, испить ее нектар, пока бы не насытился ею. Рукой она легонько потирала мою татуировку.
— Я не думаю, что любой из нас когда-нибудь будет свободен от нашего прошлого, но это не значит, что у нас не может быть будущего, верно?
Мое тело напряглось. Было еще кое-что, еще одна тайна, которую я скрывал, секрет, который моя семья хранила. И я не мог просто взять и сказать ей. Пришлось бы показать ей дневник, объяснить причины, что хуже всего. Я должен был сначала поговорить с Жак.
Она была свободной пешкой во всем этом, самой последней частью моей жизни, которая могла распутать и уничтожить все, что я заслужил. Несколькими простыми словами, собранными в одном мощном предложении, она могла разрушить всю мою карьеру — мою жизнь, жизнь Майи, мою репутация.
Я вздрогнул.
— Тебе холодно?
— Нет, — ответил я быстро. Может быть, слишком быстро, потому что Майя нахмурилась. — Я просто думаю.
— Хорошо, остановись, — Майя всосала мою нижнюю губу. Я простонал и попытался притянуть ее тело ближе, но было больно сдвинуться более чем на пару сантиметров. Она улыбнулась в мои губы. — Приятно, когда ты наполовину парализован, пока я использую тебя.
Я окаменел, однако по совершенно другой причине. Мое тело перешло от возбужденного состояния к фригидному. Она понятия не имела, что это значило для меня. Парализован, но бодрствовал. В моей голове раздались крики женщины. Если я не присутствовал при этом, уменьшало ли это мою причастность? Сделало меня в меньшей степени убийцей?
— Майя, мне нужно поговорить с тобой кое о чем, — я схватил ее за запястье, отстраняя от себя.
— Слова можно оставить на завтра, — проговорила она, пронзая меня взглядом. — Прямо сейчас позволь мне просто любить тебя. Что бы ты ни хотел сказать, это может подождать, не так ли?
Я был слишком измучен, чтобы спорить.
— Да. Это может подождать.
— Хорошо, — она поцеловала меня в лоб. — Теперь спи и мечтай обо мне.
— Я всегда мечтал о тебе… с тех пор, как увидел тебя через всю комнату и почувствовал, как мое сердце гулко забилось.
Я погружался в сон и видел перед собой Майю. Она улыбалась мне.
ГЛАВА 47
Николай
Неделя проходила за неделей, а Жак все отказывалась отвечать на мои сообщения, и газеты подтвердили мои худшие опасения.
Я нахмурился и оттолкнул газету. Большинство итальянцев ушли, но Феникс остался. Я не мог дождаться, когда он уедет. Это было тошнотворно — слушать, как он разговаривает со своей женой по телефону целый день. Я сказал ему, что у нас все схвачено. С тех пор, как Серджио помог захватить империю Петрова, я не слышал ничего от него или от любого из его приспешников.
Я четыре раза ходил в клинику в поисках какой-либо информации о Жак, но все было так же, как я оставил. Единственное изменение заключалось в том, что женщин больше не приводили, что опечалило меня. Не потому, что это было частью моих исследований, а из-за того, что я беспокоился о них, о женщинах, которые время от времени приходили по ночам. Потому что знали, что, когда они придут в мою клинику, я заставлю их забыть.
Это был мой подарок им.
Потому что это все, что я мог предложить.
Исцелить их физически и морально, а если не смогу это сделать... предложить им другой вариант.
Я постучал пальцами по газете, беспокойство словно стало частью меня. Майя была в душе. Она сидела в квартире всю неделю, и я подумал, что ей было бы приятно хотя бы выйти на улицу, взять кофе или что-то в этом роде.
Феникс вернулся в комнату и взглянул на газету.
— Когда ты ей скажешь?
Тяжелый вопрос для семи часов утра.
— Я собирался рассказать ей на прошлой неделе, потом на следующий день, в итоге на следующий день я даже не знал, как начать.
Феникс вытащил стул и сел.
— Ну, ты всегда можешь начать с… «Знаешь, давным-давно…».
— Это не смешно.
Феникс пожал плечами.
— Я и не пытался рассмешить тебя. Это правда, не так ли? Серджио нашел для тебя кое-что, и я бы отдал на отсечение свою правую руку, чтобы прочитать эту историю... но некоторые тайны должны оставаться тайнами.
— Да, — мой голос был хриплым. Я столкнул газету со стола и закрыл лицо ладонями. — Я должен убить ее.