— И чтобы ты делал, если бы у него самым ценным была власть? Устроил переворот?
Мужчина обернулся ко мне и невесело усмехнулся.
— А как ты умудрилась связаться с ним? — вместо ответа спросил Флэй.
Теперь невесело усмехнулась я, переведя взгляд на огонь.
— Судьба, — ответила я. — Верней ее насмешка. День моего шестнадцатилетия, день, от которого я ждала чудес. Получила кошмар.
— Я не так много интересовался тобой, сколько герцогом. Значит, ты была раньше герцогини? — живо заинтересовался Флэй.
— И да, и нет. До своей и моей свадьбы Найяр пытался завоевать меня. Пугал гораздо сильней, чем очаровывал. Своим напором пугал, равнодушием к моей репутации отвратил. Постоянными изгнаниями Руэри разозлил, а откровенной демонстрацией своего отношения унизил. Его никогда не волновал никто, кроме него самого. У него даже любовь такая, предполагающая комфорт для него, а я должна быть счастлива уже самим фактом его любви ко мне. Он все рассматривает с позиции своей власти, а я простая женщина, мне ничего этого не нужно. Как сказал дед, муж, дети и дом без нужды, — я улыбнулась своему собеседнику. — Со слугами, конечно, удобней.
Он развел руками, и я негромко рассмеялась.
— В общем, увлекся мной он еще до появления герцогини, а меня своей любовницей сделал уже после свадьбы. Во время моей свадьбы, поставил конвой. Выглядело, как почет, но по факту всего лишь не дал ни одной лазейки нам с Ру сбежать. А потом и вовсе увез, прямо со свадьбы. Руэри под конвоем отправил в очередную почетную ссылку, меня к себе в спальню. — Закончила я.
— А герцогиня? Что она? — Флэй подкинул веток в огонь и снова посмотрел на меня.
— Герцогиня? — на моих губах появилась кривая усмешка. — Я попросила о помощи, она помогла, как могла. Отравила. Габи позвала стражу, меня спасли. После этого я изменила отношение к происходящему, стала сильней и мстительней.
Мой дикарь выругался на чужом языке. Что выругался, я поняла по резкому тону.
— Сколько жизней он уже положил на алтарь своих прихотей? Сколько страданий причинил? — произнес уже на таргарском. — Спит, ест, живет спокойно, дальше ломает человеческие жизни. Сколько женщин и девушек стали такими же случайными игрушками, как моя Золи? Я ведь выводил его несколько раз на разговор о том дне. Он даже не помнит. Понимаешь? Он сломал распускающийся цветок, растоптал сапогом жизнь, которая только начиналась, и ушел, тут же забыв об этом. Единственное, что я точно знаю, это то, что таргары тогда сошли на берег, чтобы набить дичи. Когда наши воины прибежали на зов огней, которые я разжег, они уже уходили. Золи была мертва, я при смерти, а таргарцы садились в лодки. Они даже в бой не стали ввязываться. Отстреливались, чтобы от берега отойти, и все. Им не нужна была ни наша земля, ни украшения, ни шкуры. Всего лишь хотели набить немного дичи. И за это время эта собака успела уничтожить наши с Золи мечты! — Мужчина зло переломил достаточно толстую ветку и кинул ее в огонь. — Искупление за деяния придет, и пес взвоет, захлебнется кровью и слезами тех, кого погубил.
— Да услышат боги твои молитвы, — прошептала я.
Флэй живо повернулся ко мне и, чуть сощурившись, пристально взглянул в глаза.
— Ты прожила с ним несколько лет. Ради тебя он ломал себя, давая возможность привыкнуть к нему, пытался завоевать. Неужели совсем никакой жалости?
Я вздернула брови и с нескрываемым удивлением посмотрела на сына Белой Рыси.