Искупление

— …либо пророк воскреснет.

Поставленный перед дилеммой, Иерарх недолго колебался: гордость уступила место целесообразности.

— Я готов последовать за тобой, раб.

— Я знал, что разум твой восторжествует, — склонился в поклоне Адус. — Не отчаивайся, Жрец, ты будешь лишь сопровождать тело пророка к гробнице — не более.

— Зачем тебе это нужно?

— У твоего верного раба нет иных помыслов, — смиренно произнёс Адус, — кроме блага твоего, Верховный Жрец, и блага великой Империи. Сопровождая тело пророка к месту погребения, ты сможешь удостовериться, что не произошло подмены и погребён именно тот человек, чьё воскресение из мёртвых способно лишить тебя трона твоего.

— Я мог бы послать вместо себя кого-либо из своих людей, — возразил Верховный Жрец.

— Ты веришь своим людям? — вкрадчиво спросил Адус.

Жрец отвернулся. Он не верил никому — этот презренный раб задел наиболее потаённую струну его души.

— Что же ты хочешь за тело пророка? — спросил он.

— О, совсем немного! Милости к тем одиннадцати слепцам, коих именуют учениками пророка. Обещай, что не станешь преследовать их — они и так уже наказаны за слепоту свою.

Взметнулись вверх густые брови Иерарха.

— Ты хочешь, чтобы я пощадил их? Я ожидал услышать от тебя иное.

— Что же, Жрец?

— Требования их голов, раб.

— На что мне головы ничтожеств, Жрец? — презрительно усмехнулся Адус.

— Ты не хочешь отомстить им? — удивлённо спросил Верховный Жрец.

— За что же, Жрец?

— За то, что не они, а ты предал их Учителя!

Адус покачал головой.

— Я сделал лишь то, что предначертано судьбой, — чуть слышно прошептал он. И уже громче добавил: — Нет, Жрец, за это я мстить не хочу. Но есть другое…

— Что же, раб?

Понять ли гордому властителю, что творится в душе ничтожнейшего из рабов его!

— Оставим это, Жрец, — ответил Адус. — Но ты прав: я жажду возмездия. — Глаза его сверкнули. — А разве может быть месть слаще, чем заступничество за врагов своих перед сильным мира сего? Великодушие недруга всегда больно ранит душу врага его.

И снова удивился Верховный Жрец.

— Ты не так прост, доносчик, — сказал он, качая головой. — Хорошо, я выполню твою просьбу. Даю слово Верховного Жреца не преследовать учеников казнённого.

— Я верю слову твоему, Верховный Жрец, — склонился в благодарном поклоне Адус.

— Итак?..

— Я жду тебя у ворот Обители.

13.

Уже к полудню Священный Город оправился от ночного землетрясения. Растащены завалы, расчищены кривые улочки, убраны трупы, смыта кровь с булыжной мостовой… Жизнь постепенно входила в привычную колею.

И всё же ужас минувшей ночи оставил глубокий след в душах суеверных горожан. Страх сквозил в их глазах — страх перед неведомым, перед зыбкостью земного существования, перед гневом Господним. Храм, олицетворявший всемогущество Бога Единого, Храм, испокон века служивший прибежищем людей в страданиях и горестях их, Храм, надёжно цементирующий основы всего Ирийского царства, символизирующий его и освящающий его — превращённый в груду мёртвых камней, лежал он теперь в руинах. И страх людской был потому не перед минувшим — страх был направлен в будущее: чего же ждать бренному, ничтожному человеку, коли земное обиталище самого Бога обратилось в прах? Не предзнаменование ли сие грядущего конца?

Понимал это и Верховный Жрец. Охранить пошатнувшиеся основы вчера ещё могущественной Церкви, не допустить краха собственного всевластья, сохранить и укрепить авторитет касты жрецов, предотвратить возможность бунта черни — вот в чём видел Иерарх основную свою задачу. Потому и ухватился он за предложение Адуса: торжество над уже мёртвым, но ещё не поверженным пророком могло — и должно — было стать началом новой эры его, Верховного Жреца, могущества. Кто знает, не потеснится ли тогда и Наместник…

В платье рыночного торговца покинул Обитель свою Иерарх. Присоединился к ожидавшему его Адусу — и безмолвно последовал через весь Священный Город за этим странным, непонятным и непонятым человеком. Тот уверенно вёл его к хижине своей.

Кошкой крался за ними верный слуга Иерарха, призванный блюсти безопасность властелина своего и жизнь его беречь пуще ока своего. То был единственный из смертных, кто пользовался неограниченным доверием Верховного Жреца, и честь сия высоко телохранителем ценилась.

До хижины добрались беспрепятственно. Адус жестом пригласил Иерарха войти. Тот подчинился. Сырой полумрак и убогость жилища казначея отразились на гордом челе Верховного Жреца гримасой брезгливости.

— Да разве может здесь жить человек! — воскликнул он, скользя взглядом по тёмным углам хижины.

Усмехнулся Адус и жёстко ответил гостю:

— Моё обиталище — хоромы царские в сравнении с теми норами, где нищие Священного Города ютятся… Но приступим к делу.

У стены, на грубой лежанке, где проводил обычно одинокие свои ночи Адус, прикрытое старым халатом, неподвижно лежало тело Учителя. Адус бережно отпахнул полу халата, обнажив лицо умершего.

— Скажи, Жрец, не обманул ли тебя верный твой слуга? — вопросил он. — Пророк ли пред тобой?

Одно короткое мгновение задержал Иерарх взгляд свой на застывшем челе Учителя — и отвернулся, смущённый.