Искривленное пространство (сборник)

— А разве в этом мире есть что-либо случайное? Буквально все от чего-нибудь зависит, чему-то подчиняется. Законы природы: физики, биологии, физиологии… Понимаешь?

— Яснее некуда.

— Вот и наша сегодняшняя встреча тоже кем-то запрограммирована.

— Тобой запрограммирована?

Гиата удовлетворенно улыбнулась, прищурившись. Сухов почувствовал, что его охватывает неодолимое желание грубо отругать эту самодовольную, не в своем уме красавицу…

— Антон! — вдруг окликнула его Гиата, и с ее лица мигом исчезла маска приветливости. — Ты ведешь себя как мальчишка! Если тебе кажется, что я легкомысленно болтаю с тобой, то ошибаешься. Я жду, когда же ты, наконец, придешь в себя, успокоишься. Ты сидишь взвинченный, злой… Откровенно говоря, я немного разочарована. Не вижу в твоем взгляде настоящего интереса. Почему ты не пьешь кофе? — Последние слова прозвучали почти как приказ.

Антон смотрел на Гиату с нескрываемым раздражением и неприязнью.

— А чем, по-твоему, я должен заинтересоваться? Причудами моего появления здесь? Так поверь, я очень удивлен и заинтригован всем сегодняшним, но если ты ждешь, что…

— Кофе остынет, — произнесла Гиата вновь кротко и миролюбиво. — Хочешь, я включу музыку? Что ты любишь?

— Ничего.

— Тебе плохо со мной? — спросила Гиата тихо, с интимной грустью, словно знакомы они уже много лет. — Хандришь… Ты не в духе. Я — причина твоего раздражения, Антон? Ты только скажи, какою хочешь видеть меня, и я стану такой… Скажи, что во мне тебе не нравится, и я постараюсь исправиться. Ты пойми меня, Антон… Я капризная, взбалмошная особа, и знаю это, но я прежде всего человек и ничего не могу поделать с человеческими недостатками.

— Ты давно была у психиатра?

— Спасибо за откровенность. Но психиатр мне не нужен. И вспомника, Антон, припомни, не сам ли ты пришел ко мне, я не звала тебя, не приглашала, но, видимо, кто-то свыше предопределил нашу встречу, какой-то мудрый случай…

— Рассчитанный тобою.

— Смешной ты, Антон. Оказывается, совсем не понимаешь шуток. Просто я пошутила, разговаривая с тобой. А что я могу рассчитать? Я обыкновенная женщина… Ну, не совсем ординарная, но… Кого теперь удивишь умом, способностью мыслить… А нашим знакомством мы обязаны моему Серафиму, он у меня большой шутник, а я и не возбраняю ему шутить… Веселее жить… Я обыкновенная, одинокая женщина, Антон…

Сухов с тоской вспомнил о жене, о детях. С радостью подумал о завтрашнем дне. Рабочий день. В который уже раз захотелось встать и пойти домой. Но неведомая сила удержала его.

4

Я против любой экспансии: научной, военной, литературной…

Жизнь прекрасна простотой своих сложностей, гармонией, таинственностью неведомого, еще не открытого и не разгаданного. И не нужно торопиться. Человечеству дано великое благо — каждому по колению заново открывать для себя мир, который якобы несовершенно устроен, но не это ли несовершенство и таит в себе привлекательность, возможность открытий, ибо вполне совершенна только смерть.

Антон Сухов выбежал на магистраль и остановил геликомобиль. Было далеко за полночь. День, который обещал стать таким приятным, почти идиллическим, и превратившийся внезапно в свою противоположность, наконец закончился. Сухов сидел в кабине машины совершенно опустошенный. От избытка событий и впечатлений донышко душевного сосуда не выдержало, вытекло все: мысли, слова, желания, силы. Он попытался припомнить сегодняшнюю операцию, которая сейчас не казалась такой удачной, как утром. Уверенности в том, что с больным все хорошо, как не бывало.

«Следовало позвонить в клинику, спросить… Все нужное вылетело из головы при разговоре с этой сумасшедшей Гиатой. Сумасшедшей? Как бы не так…»

«Вероника, безусловно, спит уже. И дети спят. После операции, когда я уходил домой, больной дышал самостоятельно. К тому же ночью дежурит опытная бригада…»

Антон старался думать о чем угодно, только бы не вспоминать про Гиату. Но, вопреки здравому смыслу, он ощущал ее присутствие и в кабине машины.

Хотелось спать, но в утомленном теле преобладало нездоровое возбуждение. Антон закрыл глаза и дремал, как частенько дремал на ночных дежурствах — сторожко, не теряя способности все слышать, чувствовать. Нередко спал так и дома, не раздеваясь, в кресле возле стола. Такой сон для него привычен. И лишь иногда, когда бывал переутомлен до крайности, как вот сейчас, ему требовалось полное расслабление, необходимо было провалиться на несколько часов в пропасть полного забытья.

— Вы врач? — спросил геликомобиль.