Исключение из правил

– Эта подарила. Говорит: «Может, в гости приедешь как-нибудь».

– А ты что?

– А я ей: «Спасибо, Марина Викторовна, обязательно!» Ага, щас. Сплю и вижу, как бы только к ней в гости напроситься.

– Почему напроситься? Сама же предлагает.

– Да я ей нужна, только чтобы воспитывать. Свои дети уехали, пилить некого. Кстати. Помнишь, я тебе говорила, что у нас двух пацанов в семьи взяли?

– Ну.

– Оба вернулись.

– Выходит, от них отказались?

– Не-а. Сами не захотели.

– Да ну! – не поверил я.

– Ага. Говорят: «Там надо уроки учить и посуду мыть, да еще мусор выносить и ковры пылесосить. А опекуны только ругают». Вот так-то.

Настя смотрела на меня с победным видом, как будто доказала что-то важное.

Я не знал, что ответить. Спросил:

– Ты рада, что ли?

– Рада, – резко ответила Настя. – Потому что нечего думать, что бедные сиротки только и мечтают, как попасть в семью. Не мечтаем мы. Ясно?

Я пожал плечами:

– Ясно…

Настя сразу успокоилась.

– Ладно, Тоха, не сердись.

Я и не сердился. Снова пожал плечами.

Настя добавила:

– Я просто злюсь на этих… Ходят к нам и думают, что мы им рады.

– Но вы же не говорите, что им не рады, – не удержался я, хотя чувствовал, что не надо спорить.

– Не говорим, – хладнокровно отозвалась Настя. – Это тебе бабушка все купит. Карту транспортную пополнит и денег на мобильник закинет. А у меня бабушки нет.

Я заткнулся.

Настя не ждала, что я как-то закончу разговор. Ей, как всегда, хватило и того, что я перестал спорить. Она легко вскочила и потянулась.

– Поехали?

И мы поехали на другой конец Москвы.

* * *

В метро Настя не болтает. Видели, как едут парни с девчонками, на весь вагон переговариваются и регочут? Настя не из таких. Она просто молча находится рядом. Не отодвигается, даже если в вагоне полно места. Но и не придвинется, не возьмет за руку. Между нами всегда будто лист поролона. Мягкий, но непроницаемый.

Я смотрел на ее отражение в окне напротив – Настя не любит, когда на нее пялятся – и пытался понять, о чем она думает. В метро у нее лицо всегда очень сосредоточенным делается, как будто она строит траекторию движения. Или высчитывает средний градус глобального потепления в связи с вырубкой лесов Амазонки.

Чем дальше от центра, тем меньше людей. Мы спокойно сидели в полупустом вагоне.

Вдруг Настя наклонилась к моему уху и спросила:

– Как думаешь, если кит со слоном подерутся, кто победит?

Я поймал себя на том, что моргаю. Со стороны это, наверное, выглядело глупо.

А Настя тихонько засмеялась и снова сказала мне прямо в ухо:

– У тебя просто вид был такой серьезный, словно ты глобальные проблемы современности решаешь. Не удержалась, извини.

Пока я искал, что ответить, мы приехали. Вышли на поверхность, и за нас сразу же принялся ветер. Холодный, резкий.

– Ого! – Настя поглубже натянула шапку. – Ничего себе здесь дует. Это потому, что мы на севере?

– Это потому, что мы на водохранилище. Тут мало домов и воздух влажный.

Я поднял капюшон ветровки. Ветер тут же сбросил его. Я надел капюшон снова и затянул шнуровку. Закрыл глаза. Сейчас надо пройти между двумя домами, там будет дорожка…

– А я так не думаю, – ввинтился мне в уши вредный Настин голос. – Москва же огромная. У нас, на юге, теплее. Ты вообще знаешь, что на юге всегда теплее? Географию изучал?

– Не всегда, – не удержался я. – В южном полушарии теплее на севере. Он ближе к экватору. А на юге – Южный полюс, самое холодное место планеты. Географию изучала?

Настя сердито фыркнула, сунула руки в карманы и отвернулась. Спина у нее стала ровная, как доска.

Ох, зря я ее срезал. Она терпеть не может проигрывать, даже в шутку. Я быстро добавил:

– Хотя ты права, тут все по-другому. Даже роза ветров. Ветер-то северный. А у нас западный с утра был.

Настина спина немного расслабилась.

– Откуда знаешь? – через плечо бросила она.

– Что западный? Так у меня виджет погодный в телефоне.

– Нет, что здесь северный.

– Водохранилище на севере, а дует с него.

– Чёт не видать твоего водохранилища-то.

– Так пошли, увидишь.

– Пошли. Привез непонятно куда и стоишь как прибитый, – сердито пробурчала Настя. Но это уже была не настоящая сердитость, а ворчание в ее обычном стиле.

Узкая дорожка вывела нас к крутому спуску, где дуло еще сильнее. Мы сбежали по холму под защиту деревьев. Там начиналась тропинка, которая уткнулась в небольшую площадку.

Квадратные бетонные плиты топорщились, как неправильно выросшие зубы. Они то наползали друг на друга, то разбегались, и между ними давно выросла густая трава. Когда-то площадку огораживали металлические перила, но сейчас от них осталось несколько стоек и пара перекладин.

Те перила, что шли вниз, сохранились почти до самого конца. Как и бетонные ступеньки, вытертые посередине, будто по ним ходили много сотен лет.

Прямо под лестницей неприветливо блестела мокрая земля, ступеньки до воды не доходили. Настя спустилась, села на корточки на самой последней, обхватив себя за коленки. Я вдруг сообразил, что ей холодно в свитере, он же продувается насквозь. Но куртку не предложил. Знал, что не возьмет.