Перед тем как переходить к следствиям, вытекающим из этого исследования, позволю себе упомянуть другую работу, посвященную индийцам, перебирающимся из сел в города. В этой работе также изучается, каким образом изменяется благосостояние мигрантов по сравнению с почти идентичной группой людей, оставшихся дома[86]. С этой целью произведенная мигрантами оценка своего нынешнего и прежнего благосостояния сопоставляется с тем, как оценивают свое благосостояние их родные, не покинувшие родного села. Выборка составлена таким образом, что в эту группу попадают те, чья жизнь с момента миграции их домочадцев не изменилась. При всей безупречности такого подхода, вполне уместного при изучении миграции в пределах Индии, его отнюдь нельзя назвать идеальным инструментом для исследования международной миграции, влекущей за собой более серьезные изменения в плане дохода и культурного окружения. Однако он может в известной степени указать на то, каких последствий нам следует ожидать. Как и в случае миграции из Тонга в Новую Зеландию, переселение из индийских сел в города сопровождается существенным увеличением дохода. Потребление в среднем возрастает примерно на 22 %. Разумеется, это намного меньше того приращения, которое дает международная миграция, но даже 22-процентная прибавка к ничтожным доходам сельских жителей должна вести к росту благосостояния людей, оцениваемого по «шкале жизни», которая использовалась в данной работе. Миграция обоих типов связана с определенным отрывом от прежней социальной среды, но подобно тому, как переезд из деревни в город, находящийся в той же самой бедной стране, дает намного меньший прирост дохода, чем переезд из той же самой деревни в город, расположенный в богатой стране, так и социальный отрыв в первом случае будет не столь заметным. Индиец, переселяющийся из деревни в город, испытывает шок от столкновения с городской жизнью и расставания с семьей, но его не ждет существование среди чужеродной культуры. Соответственно, если не утверждать, что данный случай может быть экстраполирован на международную миграцию, его можно использовать в качестве промежуточного пункта. Как и при изучении тонганской миграции, данная работа приходит к тому, что мигранты помещают себя на «шкале жизни» не выше, чем их родственники, оставшиеся дома. За рост дохода они расплачиваются культурным отрывом, выражающимся в сильной ностальгии по своей прежней сельской жизни. Таким образом, эта миграция влечет за собой значительные скрытые издержки, компенсирующие несомненный прирост дохода.
Насколько я могу судить, на данный момент это все, что нам дают тщательные исследования, посвященные влиянию миграции из бедной в более зажиточную среду на качество жизни. Как и в случае с влиянием миграции на счастье коренного населения, с учетом значения данного вопроса этого для нас абсолютно недостаточно. Характерно, что данные работы не дают нам возможности сделать какие-либо уверенные выводы. С другой стороны, они не позволяют нам и отмахнуться от этих выводов просто потому, что те противоречат нашим предрассудкам. Вспомним важный призыв, прозвучавший у Джонатана Хайдта и Дэниэла Канемана: не позволяйте своим моральным пристрастиям брать верх над аккуратными и продуманными рассуждениями.
Осторожный вывод, к которому нас приводят эти исследования, сводится к тому, что мигранты несут серьезные психологические издержки, в целом соизмеримые с получаемой ими экономической выгодой. Может показаться, что из этого вывода вытекают далеко идущие следствия. Обеспечиваемый миграцией громадный прирост производительности, так восхищающий экономистов и достающийся мигрантам, по-видимому, не выливается в повышение благосостояния. Миграция не дает ожидаемых «бесплатных завтраков», или, точнее, эти «бесплатные завтраки» оборачиваются несварением. Но эти следствия сами по себе нуждаются в оговорках. Даже если выяснится, что психологические издержки миграции в целом соответствуют этим предварительным исследованиям, в конечном счете миграция все же может повышать благосостояние. В случае миграции из села в город в пределах одной страны разумно предположить, что дети мигрантов вырастут, не испытывая той ностальгии, от которой страдают их родители: ведь для них родиной будет город. Второе и последующие поколения мигрантов не только будут иметь более высокий доход, чем в том случае, если бы их предки остались в деревне; поскольку сами они не несут психологических издержек, компенсирующих рост дохода, то вдобавок они будут более счастливы, чем были бы в том случае, если бы их родители не решились на переселение. Таким образом, миграция из села в город соответствует представлению XIX века о том, что мигранты меняют место жительства не ради себя, а ради своих детей. Урбанизация необходима для создания условий, дающих возможность массового избавления от нищеты. Пусть мигранты несут колоссальные психологические издержки, сводящие на нет весь прирост дохода, но эти издержки представляют собой неизбежную цену прогресса и потому имеют статус инвестиции.