Искажение: выбор судьбы (СИ)

— У меня есть выбор?

Мужчина пожал плечами, продолжая расставлять тарелки. По комнате разнесся соблазнительный аромат свежеиспеченной сдобы и… кофе. Мм, рот сам собой наполнился слюной, а желудок призывно заурчал. Кофе сто лет не пила. Досадуя и ругаясь про себя на аппетит так не вовремя проснувшийся, я неуверенным шагом приблизилась к столу. Бран, наблюдал за мной, не скрывая насмешливой улыбки. Завтракали молча. Я безрезультатно пыталась не думать о туате, а наслаждаться едой, но мысли роились в голове взбешенным ульем. За эти два дня я передумала много. Заготовила идеальную речь. Сейчас же в голове не было ни единой умной мысли. Я страстно желала излить весь негатив на виновника своих бед и не могла подобрать слов. Исподлобья взглянула на Брана. Он сидел, откинувшись на спинку стула, руки сложены на груди, открытый взгляд, а на губах добродушная полуулыбка. Сама добродетель и благородство. Рыцарь без страха и упрека. Спас девицу (поправка; замужнюю женщину) из когтистых лап смерти. Яростно сжала руки в кулаки и, не отрывая взгляда, прямо спросила:

— Что вам от меня нужно?

— Ты мне нравишься. Хотя на твоем месте я бы не поверил. Надеюсь, что со временем ты поймешь мои поступки и простишь. Уверен, Тоингрин станет для тебя родным домом.

— Как вы точно заметили. Я не верю вашим словам ни на грош. А теперь без громких и возвышенных слов, скажите правду.

— Правду!? — туат задумчиво побарабанил пальцами по столу и, сузив глаза, подозрительно ласково продолжил. — Правда, она ведь у каждого своя. Всегда неприятно жалит подобно осиному жалу, и опухоль спадает не скоро, а у кого и остается загнивающим нарывом. Каждый видит ее по-своему. Я сказал правду. Утаил лишь детали. Руэдхри ведь тоже не рассказал всей правды. Эйре скажи честно, почему не сказала мужу всей правды обо мне?

— Сказала, — ответила я, хмуря брови и упрямо поджав губы.

— Неужели!? — В его тоне уловила иронию. — Тогда почему ты здесь со мной, а не с ним? Руэйдхри не доверяет туатам, не без основания конечно, но в разумных пределах. И лишь при упоминании трех имен теряет хладнокровность, а его подозрительность возрастает до пределов паранойи. Бран мак Дехтире, входит в их число. Глупость во благо спокойствия его или своего развязала мне руки.

— Я поступила, глупо не спорю. Но ты же понимаешь, что Хаято не отступиться от меня и рано или поздно найдет.

— Я позаботился об этом. В ближайшие дни Руэйдхри будет занят, а наш корабль уйдет в нейтральные воды. На острова его не пропустят. Эйре оставь несбыточные надежды.

— Ты плохо знаешь моего мужа. — Уверенно заявила я, гордо выпрямив спину.

— Как знаешь. Уверен, после того как я открою тебе глаза, ты сама откажешься от Руэйдхри. Каюта останется открытой, — Бран поднялся со стула и, обойдя стол, наклонился ко мне, церемонно поцеловав кончики пальцев, выпрямился и сухо добавил, — ты гостья на моем корабле. Можешь прогуляться по палубе. Надеюсь на твою благоразумность. До вечера Эйре.

— Ты так и не назвал причину моего похищения, — бросила уже вслед уходящему мужчине.

Глава 13

Странный разговор. Странная ситуация. Не понимаю, чего добивался туат. Ждал, что я брошусь на колени, и буду умалять о возвращении в Тахо? Или зальюсь горькими слезами? Может быть, следовало поступить, как положено пленнице!? Но, услышав имя, которое знают в этом мире, лишь двое во мне взыграла гордость и обида. Складывалось впечатление, что каждый встречный поперечный знает обо мне больше чем я сама. Дежавю. Полгода назад меня посещало уже подобное чувство.

Осень в самом разгаре. На улице промозгло и сыро. В саду ветер нещадно гнет ветви сливы и вишни. Скребется в окно и тоскливо подвывает, словно брошенный пес. Я с досадой бросаю взгляд на улицу. На пергаменте расползается большая жирная клякса. Пальцы, как и безмерно длиннющие рукава ненавистного платья заляпаны черной тушью. Все раздражает. А особенно Хаято. Он расположился на кушетке, напротив, с кипой документов. Иногда отрываясь от изучения бумаг, он снисходительно поглядывает на меня и в такие моменты на губах проскальзывает ироничная улыбка. Третий по счету снисходительный взгляд, брошенный в мою сторону, и тихое раздражение сменяется разрушительным бешенством. В угол летит скомканный лист пергамента. Не последний за этот длинный вечер.