Искажение. Пятая глава (МАКАМ XIV. Существо)

– Наша встреча была предопределена, – рассмеялся в ответ художник. – В сезон я здесь каждый день – продаю работы.

– Раздаёшь людям кусочек себя, – Марси помолчала.

– Звучит немного пафосно, но мне нравится.

– Какими ты видишь свои лучшие работы? – вдруг спросила девушка.

– Они заставляют молчать.

– Почему это важно?

– Потому что сильные чувства переживают молча. Люди впитывают картину и не видят ничего вокруг – им становится не с кем говорить.

– Может быть… – Марси вновь повернулась к работам Редьки. К парусникам в Море и Небе, котам, гуляющим где вздумается, и удивительным подводным городам. К работам, в которых прошлое сплеталось с невозможным, создавая будущее. Повернулась, посмотрела примерно с минуту, молча впитывая в себя холсты, а затем негромко сказала: – Кажется, я поняла, зачем мы встретились.

– Зачем?

– Ты должен написать Пророчество.

– Я ничего о нём не знаю.

– Я тоже, – пожала плечами девушка. – Но оно должно быть связано с морем и небом, которые отражаются друг в друге, наполняя мир светом и силой. Где-то в их смешении скрыто зерно древних слов, но его нельзя пощупать – только почувствовать. И я думаю, Редька, тебе нужно почувствовать это зерно и вырастить из него новое отражение. Ты должен написать Пророчество.

Растерянный художник поднялся, тут же вернулся на табурет, погладил бёдра, встал, потоптался рядом с Марси, разглядывая собственные картины так, словно впервые увидел, и неожиданно для самого себя ответил:

– Я постараюсь.

– Почему? – тут же спросила девушка, незаметно подмигнув рыжему коту. – Я сделала очень странное предложение.

– Ты и сама странная, – хмыкнул Редька. – Но ты права: мне давно пора написать что-нибудь новое.

– Не новое, – покачала головой девушка. – Ты должен написать то, что видишь только ты.

– В любом случае, я согласен.

– Договорились, – кивнула Марси. И добавила: – Ты дал слово.

– Но не назвал сроки.

– Ты напишешь быстро, – уверенно ответила девушка. – Я чувствую.

Они помолчали.

К картинам подошли люди, пара туристов в панамах, легчайших одеждах и солнечных очках, которые они не сняли, разглядывая выставленные работы. Что они могли увидеть в очках? «Просто рисунки»?

– Смотри, какая киса! – засмеялась женщина, устав от созерцания картин.

В ответ поднявшийся рыжий выгнул спину и зашипел.

– Наверное, дикий.

Туристы направились дальше, к памятнику Кораблям, а Редька спросил:

– Что ты делаешь в путешествиях? Любуешься миром?

– Вспоминаю его.

– Ты слишком молода, чтобы ничего не помнить.

– Я умею видеть отражённое.

– Это талант?

– Это жизнь.

– И каким ты видишь мой город?

– Сильным.

Несколько секунд художник обдумывал ответ, а затем кивнул:

– Да, он такой.

– Такой, – подтвердила Марси. – Твой город очень сильный.

И она не лгала.

Севастополь встретил девушку солнцем, но в прищуре старых домов прятались тени. Севастополь казался по-южному сонным, расслабленным, но каждый его камень знал кровь, много раз отразился в алых каплях, впитал её, горячую, спрятал под пылью минувших дней и запомнил навсегда. Каждый камень знал подвиг, но не кричал о том хвастливо, потому что подвиг – это кровь, а кровь делает молчаливым. Каждый камень отразился в небе моря, и море отступило, признав Севастополь твердью.

Поэтому Марси видела его сильным.

И даже трипалы, низшие грешники, захватившие крепость после смерти предыдущего принципала, не смогли унизить город и превратить в грязное место. Трипалы ушли, оставив после себя лишь резкую вонь, брезгливо рассеянную развеселившимся ветром. Трипалы ушли, но демоны, их пославшие, не собирались мириться с поражением, и Марси знала, что они обязательно вернутся.

«И один из них поблизости, – неожиданно подумала девушка, ощутив ауру высшего Первородного. – Где-то совсем рядом…»

Рыжий кот зевнул и повернул толстую башку в сторону Тридцатой батареи.

* * *

«Проклятый Виссарион! Обманул! Специально подстроил! Задурил голову!»

Умом Фокалор понимал, что ругается напрасно: Обуза сдержал слово и отдал ему подлинную Тетрадь, но ругаться не прекращал, потому что кого-то нужно было назначить виноватым за неудачу.

За то, что ничего не получалось.

В Севастопольской тетради Кородоб отобразил весь подземный мир старой русской крепости, скрупулёзно указав входы и выходы, основные помещения и даже даты постройки. Некоторые участки открывались легко, попасть в них можно было через поверхность, проходы в другие скрывались в подвалах военных объектов и жилых домов; но та подземная зона, на которую нацелился Фокалор, в которой, он это знал, Древние прятали главную тайну, – оказалась закрыта и запечатана.