Искажение. Четвёртая глава (МАКАМ VIII. Небо на земле)

Вадим Панов Искажение Четвёртая глава МАКАМ VIII. НЕБО НА ЗЕМЛЕ

Берегут до первой смерти, отпевают до второй
Всех святых распяли черти, Бог – он видно – выходной.
Всё – не в масть, да всё – досада, света – тьма, а света нет
Завели хмыри в засаду и пытают столько лет1.

INGRESSO

Хитровские хитрованы хитрят так хитро, что сам Хитрово в гробу ворочается…

Знают всё наперёд, а меж собой говорят особо – не поймёшь. Исчезают на ровном месте, приходят туда, где их не ждали, вынимают ловко, будто слово знают. И смотрят странно, как не люди…

Хитровка стала Москвой, тёмной, тайной, молчаливо разглядывающей прохожих из узких переулков, из-за оград домов, помнящих ещё Белый Город, из маленьких двориков и огромных подвалов. Спать Хитровка не ложилась, силу набирала ночью, пригоршнями черпая её в мрачных лунных тенях и в сбегающем с Ивановской горки ветре. И именно ночью, за полночь, в самый час Первородных грешников, упивающихся тёмной Ша, около дома Ярошенко остановился большой внедорожник, из которого вышел сухопарый мужчина в чёрном костюме, лёгкой водолазке и элегантных туфлях. Редкие седые волосы мужчина зачёсывал на косой пробор, но при этом он был не старым, а рано поседевшим. Лет ему, на вид, было не больше пятидесяти, а скупые, очень точные движения выдавали в нём человека, привыкшего сражаться.

И не тратить силы попусту.

Выйдя из машины, седой огляделся так, словно собрался брать дом Ярошенко штурмом, однако отдать соответствующий приказ то ли не захотел, то ли не успел: выскочил служка – рогатый бес с цепью на шее, – изогнулся в угодливом поклоне и указал на распахнутую дверь. Бес то и дело щерился, демонстрируя острые клыки, но угрозы не представлял по причине глубочайшей внутренней трусости. Он проводил гостя до комнаты и закрыл за ним дверь, оставив наедине с невысокой женщиной, облачённой в длинную, до пола, чёрную мантию с капюшоном. Капюшон скрывал лицо, длинные рукава – кисти рук, складки – фигуру, узнать женщину не было возможности, но сухопарый точно знал, что перед ним – Татум Зур, Татум баал, владелица изысканного в своей зловещей тьме Театра Отражений.

При виде мужчины Татум поднялась и негромко произнесла:

– Прошу извинить, что не устроила встречу так, как того требует ваше высокое положение, дьяк, но я гость в Москве и не имею возможности управлять.

– Знаю, – кивнул сухопарый.

– К тому же я привыкла к скромности.

– Мне рассказывали.

– Рада, что мы понимаем друг друга.

Ложь прозвучала органично, как всегда в Отражении, но в действительности ни Зур, ни сухопарый не испытывали радости от встречи и необходимости общаться. Татум ломала свою гордость, ведь Первородные, да ещё с титулом баал, терпеть не могли обитателей Дня, тем более – высших. А сухопарый был высшим, не простым посланником, а дьяком-меченосцем по фамилии Айзерман, членом Первой Свиты принципала Московского Авдея, предводителем его дружины.

Что было странно, учитывая незначительность повода встречи.

– Поздравляю с высоким назначением, – произнесла Татум, возвращаясь в кресло.

Айзерман недавно вошёл в элиту органиков, сменив убитого в Великое Полнолуние дьяка Лаврича, и Зур не могла не поздравить собеседника.

– Его величество по достоинству оценил мои скромные усилия, – усмехнулся дьяк-меченосец, устраиваясь напротив женщины.

– Желаю принципалу Авдею долгих лет жизни.

Айзерман кивнул.

– А в качестве моего глубочайшего почтения прошу передать Его величеству этот скромный дар, – закончила Татум и подвинула собеседнику шкатулку с золотом.

Небольшой взнос не мог поразить привыкшего к роскоши принципала, но являлся обязательным знаком, демонстрацией уважения, оказываемого предводителю органиков прибывшим в город баалом. Правила требовали, чтобы дьяк принял шкатулку, не заглядывая в неё, передал Татум ярлык и уехал. Но Зур уже поняла, что встреча затянется.

– Вам известно, что Его величество восхищается вашим искусством? – поинтересовался Айзерман, сводя перед собой пальцы.

Взгляд, которым он буравил женщину, был одновременно и безразличным, и не сулящим ничего хорошего, такое вот странное сочетание, и Татум подумала, что предыдущий дьяк-меченосец – Лаврич, при всей своей силе, ярости и несдержанности, был… безобиднее этого сухого, спокойного мужчины с редкими седыми волосами.

«Похоже, у московских Первородных назревает крупная проблема по фамилии Айзерман…»

Но вслух Зур произнесла другое:

– Передайте Его величеству мою искреннюю признательность. Я рада, что мои скромные усилия привлекли внимание бессмертного принципала.

– Все восхищаются вашим искусством, – ровно продолжил дьяк.

– Благодарю.

– Вы слышали о недавних событиях, связанных с неким Кириллом Амоном?