Статуя Афродиты, стоящая посреди храма, сброшена с постамента и облита чем-то вонючим. Мы ищем раненых. Пурич и другие спасатели дотрагиваются до шеи каждой из жертв, пытаясь отыскать самый слабый пульс. Наконец они находят девушку, которая подает признаки жизни, заворачивают ее в простыню и выносят наружу. Я давлю ботинками рассыпанные цветы и опираюсь лбом о каменную стену, чтобы слегка его остудить.
Насколько я понимаю, верховная служительница, поддавшись на уговоры городских властей, наконец согласилась на обустройство форпоста на холме. Дочери Коринфа должны были покинуть храм на следующей неделе, но не успели. Сержант Голя сжимает кулаки и без конца повторяет:
– Такие красивые девушки, такие молодые…
– Это все наверняка гадейцы. Никто, кроме них, не осмелился бы войти сюда и убить служительниц, – говорит Баллард.
– Гребаные скоты, – вздыхает сержант.
Неми плачет в боковом нефе. Я подхожу к ней и на мгновение обнимаю, не обращая внимания на взгляды других. Она дрожит в моих руках, не в силах постичь подобной жестокости и ощущая некую особую связь с жертвами. Я говорю ей, что мы обязательно доберемся до сволочей, которые это сделали, хотя вовсе в том не уверен.
Мы выходим на площадь, где приземляются вертолеты медслужбы, и по очереди выносим убитых женщин в герметично закрытых черных мешках. Не знаю, что с ними станет – может, проведут вскрытие, а может, сразу похоронят. Меня переполняет холодная ненависть, взорвавшаяся два дня назад во время утреннего сеанса.
Сперва нападение на базу Кентавр, потом пытки Давида Дрейфуса, а теперь еще и это отвратительное зверское убийство. Каждый из нас, даже неверующий, наверняка сейчас молится о том же самом – о скромной улыбке судьбы, благодаря которой эти ублюдки окажутся в наших руках. Нужно как-то разрядить накопившуюся злость, иначе она обратится против нас самих. Борьба с невидимым врагом доводит всех до бешенства.
Я все больше понимаю теперь людей, которые бросают все и отправляются на север, перебираясь целыми семьями в центральную провинцию Сайлан или дальше, в провинцию Кумран. Многие из них пытаются любой ценой попасть в Рамму. Они терпят голод и неудобства, лишь бы только бежать из этого ада. Жители Хармана, по крайней мере, находятся под нашей защитой. Мы не всегда в состоянии им помочь, но сама близость баз создает некоторое ощущение безопасности. Люди из городов поменьше и селений на юге предоставлены самим себе, отданы на милость повстанческих банд.
Неми говорила мне, что молодые парни оставляют родителей и массово стекаются в радикальные храмы. Умеренные культы Зевса, Афродиты или Афины, сотрудничающие с правительством, теряют приверженцев и все чаще становятся целью атак. Каждый раз, когда кто-нибудь гибнет в братоубийственной войне, гадейцы и арейцы утверждают, будто это все из-за нас. Стоит нам отсюда убраться, и наступит мир и порядок.
На жизнь Эфрама Золы, мэра Хармана, уже было совершено несколько покушений. Он пережил их все и старается овладеть ситуацией, но лишь вопрос времени, когда до него наконец доберутся. Главное – не дать себя запугать, не усомниться в своей миссии. Капитан Бек повторяет это при любом удобном случае. Но как не усомниться в осмысленности того, чем мы занимаемся, когда видишь столько тел убитых женщин, а на белой стене здания виднеется большая красная надпись по-раммански «Шлюхи-изменницы»? Как не начать стрелять вслепую?
Ближе к вечеру я урвал несколько минут, чтобы встретиться с Неми. Охрана меня уже знает и закрывает глаза, когда я вхожу в здание для гражданских. Их командир, сержант Поппер, регулярно получает блок сигарет или бутылку бурбона – смотря что попадется мне в руки. Торговля с ремарцами на базе процветает. Их валюта ни хрена не стоит, так что за несколько вианов они готовы с улыбкой продать родную мать. Больше всего на этом наживаются водители мусоровозов.
Я сижу с девушкой на ее маленькой койке, опираясь спиной о стену, и глажу ее по коротким, слегка взъерошенным волосам – мягким, почти бархатным на ощупь. Неми прижалась к моей груди и учащенно дышит. Я боюсь, что она сейчас расплачется.
Оказалось, она знала многих женщин, убитых в храме Афродиты. Раньше она мне об этом не говорила. Я жалею, что мы взяли ее с собой на ту операцию, но лейтенант Остин не представлял всех масштабов зверств и разрушений, которые мы увидели на месте. Он не знал, что все служительницы мертвы или без сознания и переводить будет нечего. Для общения с полицейскими хватило бы Рауля и нескольких солдат, которые, как и Пурич, немного знают ремаркский.
– Ты ведь меня не бросишь, Маркус? – вдруг спрашивает Неми. – Когда все это закончится, заберешь меня с собой?
– Заберу тебя, куда только захочешь, милая. – Я крепко ее обнимаю. – Не думай об этом.
– Я боюсь, что никогда отсюда не уеду. Что-нибудь не получится, и я навсегда останусь в этой кошмарной стране. Я теперь боюсь всего.
– Знаю, это было ужасно. Тебе не следовало этого видеть.