Искажение

– Морские коты особые, – негромко произнёс художник, разглядывая греющегося на солнце рыжего. – Они не терпят воду, но ходят в дальние страны, не любят волны, но обожают на них качаться, смотрят на бескрайний океан, а он шепчет им свои тайны.

– Чем коты его подкупили?

– Море порождает миллиарды отражений, и кошки видят их все, даже скрытые. Кошки видят те Отражения, какие были, какие будут и какие поменяют мир. Кошки проходят сквозь все отражения, безошибочно выбирая то, которое реальное. Море удивляется и любит их.

– А они любят?

– Они принимают любовь как должное.

И Марси улыбнулась пушистому рыжему наглецу, растянувшемуся на разогретом севастопольском камне, спящему во всех отражениях разом или где-то бодрствующему, знающему, что мир постоянно меняется, и зевающему на это. Марси улыбнулась, а кот поднял голову и уставился на девушку пронзительно-зелёными глазами. Уставился так, что не понять: к добру или худу, можно лишь смотреть в ответ и ждать, что получится.

«Морские коты особые…»

Море всё делает особым, заставляет жить своим дыханием и учит заглядывать за горизонт, потому что оно – бесконечность. Море отражает небо и прячет в глубине своей души, чтобы завтра вернуть его образ разбегающимися по свету облаками. Море отражает ветер, искажая миллиарды отражений, которые он приносит изо всех уголков реальности. Море жонглирует отражениями, а кошки бродят между ними, выбирая настоящее. Для них это игра, и Море смеётся.

Наверное, поэтому Марси приехала в Севастополь: из Питера девушка собиралась вернуться в Москву, но услышала смех другого моря и выбрала самолёт в Крым. И теперь дышала ветром Артбухты, любовалась рыжим котом и слушала хромого художника Редьку, в чьих картинах время смешивалось с фантазией, порождая отражения невозможного.

Которые он не знал, но видел.

– Иногда мне кажется, что море – это не часть мира, а другой, особый мир, случайно соединённый с нашим во время Великого Делания, – продолжил Редька, переводя взгляд с кота на волны. – Миры слились, но не смешались, отразились, но остались чужими, ревностно хранящими свои тайны друг от друга. Когда я так думаю, то вижу города, парящие в толще воды без якорей и крыльев, вижу корабли, летящие по волнам и облакам, и дельфинов, прыгающих из Моря в Небо.

– Ты отражаешь море в своём сердце.

– Мир моря, – поправил девушку художник.

– Мир, который ты видишь в калейдоскопе миллиардов отражений.

– Мир, который я придумал.

– Мир, который ты создаёшь.

Редька посмотрел на выставленные полотна, хмыкнул и качнул головой. Ему было приятно слышать эти слова, но не верилось в них.

Трудно представить себя создателем…

И странно слышать подобные размышления от молодой, лет двадцати, не больше, девчонки, с густыми светлыми волосами, небрежно сплетёнными в толстую косу. От красивой девчонки в шортах, лёгкой майке и очках в чёрной пластиковой оправе, в кроссовках и с рюкзаком, которая подошла к выставленным работам, какое-то время смотрела на них, а потом заговорила о том, как Море меняет мир, играя с дерзкими котами.

– Кто ты? – тихо спросил Редька.

– Я путешествую, – коротко ответила Марси. – Недавно на меня накатила тоска, я отправилась в Питер и нашла себя. Хотела вернуться домой, но услышала смех моря и поняла, что должна оказаться в другом городе. Я не знала, в каком. На Невском я встретила женщину, с которой обменяла свой билет до Москвы на её – в Симферополь. Я вышла из аэропорта, а водитель крикнул: «Девушка, у нас есть свободное место! Бесплатно!» Я согласилась составить ему компанию и по дороге узнала, что еду в Севастополь.

– Интересная история.

– Думаю, всё связано с Пророчеством, – продолжила Марси, то ли не расслышав, то ли не обратив внимания на замечание художника. – В последнее время я часто о нём думаю.

– Что за пророчество? – насторожился Редька.

– Не знаю. Я его не читала, но знаю, что оно есть, и я не просто так оказалась в Севастополе, – девушка улыбнулась. – Когда я ехала в Питер, я не понимала, что происходит, думала, что меня несёт тоска, и лишь потом осознала, что всё в моей жизни имеет смысл. Просто я его не понимаю… Не всегда понимаю… сразу… Возможно, в нашей встрече тоже есть смысл.

– Наша встреча была предопределена, – рассмеялся в ответ художник. – В сезон я здесь каждый день – продаю работы.

– Раздаёшь людям кусочек себя, – Марси помолчала.

– Звучит немного пафосно, но мне нравится.

– Какими ты видишь свои лучшие работы? – вдруг спросила девушка.

– Они заставляют молчать.

– Почему это важно?

– Потому что сильные чувства переживают молча. Люди впитывают картину и не видят ничего вокруг – им становится не с кем говорить.

– Может быть… – Марси вновь повернулась к работам Редьки. К парусникам в Море и Небе, котам, гуляющим где вздумается, и удивительным подводным городам. К работам, в которых прошлое сплеталось с невозможным, создавая будущее. Повернулась, посмотрела примерно с минуту, молча впитывая в себя холсты, а затем негромко сказала: – Кажется, я поняла, зачем мы встретились.

– Зачем?

– Ты должен написать Пророчество.

– Я ничего о нём не знаю.