Искажение

Фёдор чувствовал, что приближается финал, и жаждал одного: развязки. Скорее! Как можно скорее! Кровь и желание закружили голову невиданным, не испытанным до сих пор хороводом. Развязка должна была получиться грандиозной, и увлечённый Горелов не почувствовал, как женщина вложила в его руку нож. А если и почувствовал, то не обратил внимания, потому что в следующий миг закричал, извергаясь. Алиса же застонала на секунду раньше, по её телу пробежала судорога, а затем женщина вновь подалась вперёд и резким, предельно точным и предельно уверенным движением насела на нож.

Длинный узкий клинок вонзился ей прямо в сердце.

* * *

Известнейший среди московских и европейских букинистов магазин «Потёртые страницы» располагался на улице Забелина и выглядел скромно: витрина, на которую хозяин не пожалел выложить несколько весьма приличных изданий начала XIX века, простенькая дверь с колокольчиком, небольшой торговый зал со стеллажами и полками, заваленными любопытными и очень любопытными книгами. Не редкими, а именно любопытными, способными вызвать интерес, но не дающими представление о тех сокровищах, которыми владел хозяин «Страниц». А рядом со стеллажами – прилавок с медной кассой, производства то ли начала прошлого века, то ли конца позапрошлого, и кресло, в котором любил коротать время хозяин магазина.

Коротать за чтением, разумеется, как же иначе?

«Потёртыми страницами» владел Виссарион Обуза – очень высокий, очень нескладный мужчина, с вечно унылым лицом, самой заметной частью которого по праву считались большие уши, объект постоянных шуток и насмешек. Подобно Авадонне, Обуза был полукровкой, сыном человека, потомственного книжного червя, и сирены, наградившей ребёнка даром убеждения да умчавшейся по своим делам через сутки после рождения. Впрочем, ничего другого от сирен ждать не приходилось. На мать Виссарион зла не держал, хотя не знал её вовсе, вырос под чутким надзором отца, стал таким же, как он, книжным червём, и в положенное время унаследовал семейный магазин, достойно продолжив династию.

А второй особенностью Обузы – помимо грандиозных ушей, – была привычка опаздывать. Ни разу в своей жизни Виссарион не явился вовремя, задерживался, срывал рабочие графики и друзьям, и деловым партнёрам, однако сегодняшняя встреча этот список не продолжила, поскольку ехать Обузе не пришлось: два высших баала Москвы – Авадонна и Гаап – сами явились на Забели-на, заставив несчастного книжника чувствовать себя не в своей тарелке.

– Привет, Обуза, – небрежно поздоровался Гаап, входя в магазин.

– Добрый день, баал, – со всем возможным почтением отозвался книжник.

– Виссарион, – кивнул вошедший следом карлик.

– Авадонна.

По тону было понятно, что книжника и карлика связывают давние, возможно – дружеские, отношения. Ну, настолько дружеские, насколько это понятие вообще возможно среди Первородных.

С другой стороны, Авадонна не отличался чистотой крови и многие черты грешников были у него с изъяном.

– Зачем мы здесь? – капризно протянул Гаап, разглядывая книжные полки. Обуза специализировался на редких, очень редких и невероятно редких книгах, поэтому основной его фонд хранился в других помещениях, надёжно защищённых. В торговый зал ушастый выставлял «простые» тома, но даже они вызывали благоговение у понимающих и жгучую зависть у коллег-книжников. Однако Гаап таращился на сокровища без пиетета: – Почему ты не велел Виссариону явиться и доложить?

Обуза вспыхнул, но промолчал, в конце концов, кто он, а кто – Гаап? Обуза прекрасно знал, что будет, если он осмелится даже на косой взгляд, но запомнил прозвучавшее оскорбление – на будущее.

– Здесь наша встреча не вызовет ни у кого подозрений, – произнёс Авадонна, бросив на покрасневшего Виссариона быстрый взгляд. – А вот вызов книжника в твой офис наверняка породил бы слухи.

– Пожалуй, ты прав, – подумав, согласился Гаап. И повернулся к Обузе: – О чём ты хотел рассказать?

– Я… – Книжнику очень хотелось ответить резко, самоубийственно резко, но он заставил себя несмело улыбнуться и продолжил со всей возможной почтительностью: – Баал Авадонна поручил мне расшифровать дневники Шаба…

– Ты справился? – перебил его Гаап.

– Да, баал. – Обуза поклонился.

Стоящий позади Гаапа карлик коротко кивнул, показывая Виссариону, что тот держится правильно.

– Давай записи, – приказал Гаап.

Виссарион молча выложил на прилавок тетрадь в чёрном переплёте и стопку заполненных от руки листов. Гаап жадно схватил верхний, пробежал взглядом по строкам, нахмурился, а затем скривился:

– Отвратительный почерк.

– Спасибо, баал, – в третий раз поклонился Обуза.

– Разве я тебя похвалил?

– Вы обратили на меня внимание.

– Согласен, для тебя это честь.

Гаап ещё не стал первым баалом Москвы, правителем или владыкой, Гаап только рвался к власти, но уже вёл себя как император.

Плохой император.

– Виссарион, расскажи, что ты узнал, – примирительным тоном произнёс Авадонна.