Грег не спеша, ощущая удовольствие от слияния с могучей машиной, вел скаф по явственно обозначенной вешками и намалеванными на скалах знаками дороге. Навстречу — иногда попадались груженные металлическими слитками грузовые кибертранспортеры. Оказавшись в поле зрения, они включали габаритные огни и еще долго не гасили их, разминувшись. Только потому, что цветные огоньки транспортеров стали хорошо видны, Грег понял, что заметно потемнело. Конечно, даже сейчас было светлее, чем на Земле в пасмурный осенний день. Грег убедился в этом, выключив поляризацию. Он удивился, обнаружив, что этот все еще яркий, льющийся сверху свет несет в себе неощутимый сумеречный оттенок. Грег не смог определить, в чем именно он заключается — в изменении ли цветовой гаммы, в перераспределении ли интенсивности освещения купола небосвода и его окоема, — но в ностальгической, печальной окрашенности этого света он усомниться не мог. Молча лежавший, в соседнем кресле и, казалось, дремавший Пушкарев направил ему отчетливое менто: «Молодец!» Грег от неожиданности спросил вслух на интерлингве:
— Пуркуа?
— Ты приживешься на Венере, парень… — ответил по-русски Пушкарев.
Он говорил бегло и чисто, но Грегу все время чудился какой-то акцент, видимо, Пушкарев давно ни с кем не общался на родном языке.
— Ты чувствуешь… э-э-э… душу планеты, а это удается не всем.
— Я что — разговаривал вслух?
— А это и не нужно — вокруг тебя менто так и сияет…
Грег, ухмыльнувшись, послал Пушкареву ментосигнал смущения. Он и на самом деле был чуть смущен — он никак не ожидал встретить в толстом одышливом координаторе ментоперципиента.
— Ладно-ладно… — добродушно проворчал Пушкарев. — Лучше останови-ка эту колымагу, я хоть разомнусь немного, все тело затекло. А на ходу, за стенки цепляться — годы мои не те…
Грег замедлил бег скафа, отвел его в сторонку, на относительно ровную площадку среди гигантских, непонятно откуда просыпавшихся на равнину, валунов. Поджав ноги, скаф сел на брюхо. Грег потянулся и, к изумлению Пушкарева, выключил главный рубильник. Погас экран дисплея, закатилось созвездие огоньков на пульте, смолк привычный уху, не замолкающий шелест фона. Только сзади, от раскаленных пластин теплообменника, ложились на стекло и хром пульта оранжевые отблики, да урчали чуть слышно кондиционеры — система жизнеобеспечения жила своей жизнью, как само вроде бы по себе бьющееся в груди сердце.
— Действительно, давайте-ка отдохнем малость, — сказал Грег, торопливо царапая что-то в блокноте и настойчиво посылая Пушкареву менто: «Молчи! Молчи!»
Без удивления Пушкарев прочитал: «Нужно проверить скаф на наличие подслушивающих жучков. Я возьму на себя кормовой отсек, а вы ищите здесь. Пока не убедитесь, что скаф чист, вслух ничего не говорите».
Пушкарев еще раз перечитал, оттопырил губу, кивнул утвердительно и молча выдвинул из-под сиденья ящик с инструментами. Грег, прежде чем идти на корму, понаблюдал некоторое время, как Пушкарев, пыхтя и сопя, возится в тесноватой для его габаритов кабине.
Через полчаса Грег закончил проверку в своем отсеке и вернулся в кабину. Пушкарев уже укладывал на место универсальный тестер — при всей своей кажущейся неуклюжести он мог работать очень быстро. Он встретил Грега раздраженным брюзжанием:
— Не мог, что ли, эту штуку применить… Которую тогда, у меня в кабинете… А то ползай тут, выискивай всякую гадость…
Грег сдержанно усмехнулся:
— Ну да, заодно бы отключилась система охлаждения, регенерации воздуха… И прочая мелочь…
Пушкарев осекся, лишь сопел сердито. Грег прошел к своему креслу и опустился в него. Пушкарев недовольно занял соседнее.
— Я чувствую, что в вас все больше крепнет недоумение, и отдаю должное вашей выдержке. Пока что, кроме имени Боучека, я вам не сказал ничего. А сказать есть о чем.
— Давай с самого начала, — сказал Пушкарев.
— Все началось более десяти лет назад, но мы об этом еще не знали. — Грег достал из кармана сигареты, огляделся в поисках пепельницы. Пушкарев нетерпеливо пододвинул ему пластиковую коробку, вытряхнув из нее какие-то мелочи в бардачок. Грег закурил и продолжал: — Вы знаете, что мы, наше Управление общественной психологии, расследуем все аварии, особенно если имели место человеческие жертвы. Именно к тому периоду относятся первые катастрофы, объяснить которые нам не удалось. То есть единственное объяснение, которое было возможно, заключалось в том, что они явились результатом хладнокровного тщательного замысла. Тогда нам это показалось невероятным. Все же мы провели негласное обследование психики людей, могущих в силу служебного положения организовать аварии. Результат, как понимаете, был отрицательный…
Пушкарев сидел, откинувшись в кресле и скрестив руки. Взгляд у него был скептический. Грег продолжал: