— Так они и есть никто — компьютерщики, бухгалтеры да кто-то из отдела кадров. Они ж бизнесом-то не занимаются.
— Понятно, — выдохнул Завадский. — Тогда оставьте дверь открытой. У вас же тут камеры есть, авось никто не вломится и ничего не украдет.
Надежда Хомякова с доводами капитана Завадского согласилась, но сумочку все же прихватила с собой.
— Вы давно здесь работаете? — спросил Завадский, когда они расположились в небольшой, отделанной деревом переговорной комнате.
— Давно, — ответила Надежда. — Два месяца уже.
— Два месяца? — переспросил Завадский.
— Ну да.
— А до вас кто работал?
— Ой, я не знаю.
— Как так?
— Да я ее не видела. Я когда пришла, тут никого не было. То ли уволили ее, то ли сама ушла. Я толком не знаю.
— А как ее звали, помните?
— А оно мне надо? Хватит того, что я всех, кто тут работает, знаю, по именам и фамилиям помню. И по отчествам тоже. И еще всякое такое. А дни рождения у меня в календаре записаны.
— То есть вы все про всех знаете?
— А то!
— Значит, вы всегда в курсе, если у кого-то случается адюльтер?
— В смысле? — Она снова распахнула глаза так, что они стали вдвое больше.
— Ну, типа, у кого с кем какие отношения.
— Вы про Мардасова и Фрайман, что ли?
«Умничка!» — подумал Завадский, но, прикинувшись дурачком, в тон Надежде Хомяковой спросил:
— А что с ними?
— Ну как же! — воскликнула секретарша. — Об этом весь офис знает. — Она на мгновение задумалась, уставившись на Завадского. — Ах, ну да! Вы же у нас не… В общем, Олег Игоревич и Фрайман… ну, не он, конечно, а она, его жена, как ее… Ольга, кажется. Она у нас в бухгалтерии работала… Он, кстати, тоже бухгалтер, муж ее, только главный. И сейчас еще, пока не… Короче, Олег Игоревич стал к ней это самое, а она сначала ничего, а потом, говорят, ой-ей-ей. Тут все, конечно, узнали, ну и ей пришлось того…
— Простите, чего «того»? — перебил ее Завадский.
— Ну, уволиться.
— А, понятно. Значит, она, Фрайман то есть, тоже здесь работала?
— Ну я так и говорю!
— А потом из-за этой истории с Мардасовым, стало быть, уволилась?
— Ага! Говорят даже, что она была того.
Завадский поморщился, пытаясь понять, что на этот раз в устах Надежды Хомяковой означает «того». Увидев на его лице явное замешательство, она воскликнула, как само собой разумеющееся:
— Ну, залетела, типа! Хотя она вроде старая уже для этого, ей, кажись, уже за сорок.
— А на самом деле?
— Ну, я-то откуда знаю, сколько ей на самом деле.
— Я не про возраст, я про беременность.
— А, ну… откуда ж я знаю. Может, аборт сделала, а может… набрехали все. Я вообще не понимаю, что Олег Игоревич в ней нашел…
— А может, и всю эту историю про их роман тоже выдумали?
— Нуда, щас! «Выдумали». Я сама слышала, как Олег Игоревич рассказывал Шурыгину, что он с Фрайман мутит.
— Шурыгин — это кто?
— Начальник юротдела.
— Любопытно. И что же конкретно Мардасов ему рассказывал?
— Да все! И как он с ней так, и как эдак. И как она ему, типа, это, а он, говорит, все твоему мужу расскажу. Ну и вот!
— И вы при этом разговоре присутствовали?
— Конечно! Я ж секретарь. Ну, в смысле, у него дверь в кабинет была открыта, а я там тогда сидела, рядом с кабинетом. И вот!
— М-да. А кто-нибудь еще этот разговор слышал? Кроме вас?
— Нет, только я.
— Значит, это вы потом всем рассказали?
— Ничего я не рассказывала. Только Маринке, и то под большим секретом, конференциально.
— Хм, оговорочка по Фрейду, — пробормотал Завадский.
— Чего? — не поняла Надежда Хомякова.
— Вы хотели сказать — конфиденциально?
— Ну, я так и сказала.
— И в тот же день весь офис стал обсуждать отношения вашего генерального директора с женой главного бухгалтера.
— Нет, почему в тот же? Только на следующий.
— Ясно. Ну что ж, Надежда Хомякова, спасибо, вы мне очень помогли.
— Правда?
Секретарша слегка зарделась и потупила взор.
— Теть Кать, я здесь!
Сидевший за столиком летнего кафе Чайкин помахал рукой. Екатерина Андреевна пересекла пустую террасу и недоверчиво посмотрела на пластиковый стул, на котором сидел Чайкин.
— Ты тут себе ничего не отморозишь?
— В каком смысле?
— Холодно же! Чай не лето.
— Да нет, нормально, — ответил Чайкин, но на всякий случай застегнул ветровку.
Сама Екатерина Андреевна была в плаще и косынке, но перспектива сидеть на открытой террасе, подставив осеннему ветру стариковские косточки, как-то не очень радовала, и она предложила перебраться внутрь. Чайкин немного покочевряжился, уповая на то, что не хочется упускать последние солнечные деньки, но все же с доводами двоюродной бабушки согласился, и они перешли в теплый, пахнущий свежим кофе зал.
— Как продвигается наше расследование? — первым делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.
— Да… — Чайкин махнул рукой.
— И все?
Чайкин обреченно вздохнул.
— Андрей? — продолжала допытываться Романова.
— Ну, не понятно пока ничего, теть Кать.
— А ты поделись! Глядишь, вместе и разберемся, что к чему.
— Не в чем пока разбираться. Все, что мы имеем, так это то, что у покойного Мардасова на шее был след от укола…
— Вот! А говоришь — ничего. Ну-ну, дальше.
— А у Фраймана в кармане обнаружился шприц.