Это были два майора — Пряхин и Родионов, оба обладали не только напористыми характерами сотрудников полиции, но и тонкими навыками дипломатов. Пряхин подал медсестре букетик цветов и так дружески улыбнулся, что наступательный пыл медсестры несколько ослаб. Родионов тут же воспользовался минутным замешательством медсестры.
— Девушка, мы только передадим фрукты и тут же исчезнем. — Не дожидаясь разрешения, он быстро прошел к тумбочке в изголовье Ярцева и водрузил на нее два объемных пакета. — Витамины, — добавил он и, заметив слабую улыбку на лице больного, сам широко улыбнулся. — Здравия желаем, товарищ полковник! Ну, как ваши дела?
— Нормально, Лев Семенович. Доктор сказал, что через месяц буду как огурчик.
Медсестра не устояла перед дружным напором двух майоров и, отходя в сторонку, разрешила:
— Ладно, но только на минутку. Рискую головой. Если Петр Петрович застукает…
Не успела она закончить фразу, как в палату вошел лечащий врач — худощавый лысеющий шатен лет пятидесяти. Поправив на переносье очки и быстро оценив обстановку в палате, он строго спросил медсестру:
— Вероника Ивановна, что здесь за собрание? Кто позволил?
— Простите, Петр Петрович, — растерялась Вероника, — товарищи зашли только фрукты передать…
— Да, это так, — быстро нашелся Пряхин, — медсестра не виновата. Мы — только передать…
— Мы чистосердечно раскаиваемся, что нарушили покой больного, — добавил Родионов, глядя на лечащего врача глазами Деточкина из известного кинофильма.
Петр Петрович не смог сдержать улыбки и махнул рукой.
— Ладно, на какие только нарушения не пойдешь ради родной полиции. Но не злоупотребляйте моей добротой. Всего пару минут. — И он быстро покинул палату.
— Что с Резаным? — поспешил спросить Ярцев. — Его задержали? Он жив?
— Живой, бандюга, что с ним сделается, — ответил Родионов. — Ты его в бок подстрелил. Мы услышали выстрелы и вскоре обнаружили тоннель, который вел в его логово. Тебя застали без сознания, а он корчился от боли. Сейчас в больнице СИЗО под строгим надзором. Оттуда не сбежит.
В палату вошел Петр Петрович и, приблизившись к кровати больного, тоном, не вызывающим возражений, негромко сказал:
— Товарищи полицейские, полагаю, вам пора.
— Что ж, с медициной не поспоришь, — кивнул Пряхин, и оба майора, попрощавшись, вышли из палаты.
Проводив их взглядом, Петр Петрович склонился над Ярцевым.
— Ну, как мы себя чувствуем, товарищ полковник?
— Вполне нормально, доктор, спасибо вам за все! Сколько мне предстоит давить больничную койку?
— С месяц как минимум, Михаил Яковлевич.
— Многовато.
— У вас и ранение не пустячное, задето легкое. Второе — в бедро, вскользь, не тяжелое. Кость не задета. — Сделав паузу, лечащий врач продолжил: — Вижу, что состояние ваше вполне удовлетворительное, в связи с этим позволю себе пойти еще на одно нарушение. Полагаю, что вашему здоровью оно будет только на пользу.
— На какое нарушение, доктор? — сосредоточился Ярцев.
Петр Петрович загадочно улыбнулся и заговорщически произнес:
— В приемной два скромных человека очень хотят вас навестить. Но так как они не обладают полицейским напором, то терпеливо ждут моего разрешения.
Михаил Яковлевич в волнении приподнял голову.
— Доктор, это…
— Да, это ваша супруга и сынишка. Не волнуйтесь. Сейчас они будут здесь.
— Большое вам спасибо, доктор!
Петр Петрович подал знак медсестре, молчаливо стоявшей в сторонке, и они вместе вышли из палаты.
А через две минуты в палату робко вошли в наброшенных на плечи белых халатах двое самых дорогих для Михаила Яковлевича человека.
Мария Петровна с припухшими глазами держала в опущенных руках объемистый пакет, в котором был отдельный, особый пакет. А у худенького черноволосого мальчишки в новеньком джинсовом костюмчике, прижимавшегося к боку Марии Петровны, в ручонках был букетик из красных гвоздик.
— Машенька, Вадик, сынок, — осипшим голосом прошептал полковник, и глаза его стала затягивать влажная пелена. — Как я рад…
В следующее мгновение три любящих друг друга человека затихли на некоторое время, обнявшись в едином порыве.
Мария Петровна сквозь радостные слезы приглушенно вымолвила:
— Мишенька, твой лечащий врач сказал, что все будет хорошо.
— Петр Петрович правду сказал. Я нормально себя чувствую, но месяц придется поваляться.
— Это ничего. Надо полностью вылечиться. Не вздумай сбежать. Я тебя знаю. Обещаешь?
— Обещаю.
— Мы тебе тут кроме витаминов твоих любимых пирожков с печенкой принесли. Еще тепленькие. Я их в несколько целлофановых пакетов завернула.
— Спасибо, дорогие мои!
— У тебя, сынок, как дела в школе? — спросил Михаил Яковлевич у Вадика, гладя его по головке. — Какие отметки?
— Он молодец, — ответила за Вадика Мария Петровна, вытирая платком повлажневшие глаза и улыбаясь.
Вадик еще некоторое время молчал, борясь с собой, не решаясь назвать Михаила Яковлевича папой. Но вот, решившись наконец, он несмело вымолвил:
— Отметки хорошие, папа. Я стараюсь.
— Молодчина, сынок, я в тебе не сомневаюсь.
Распахнув на полковника большие серые глаза, Вадик с беспокойством спросил:
— Папа, а ты не умрешь?