Искатель, 2014 № 06

— Нет, нет, ничего писать не буду. Я на совесть еще надеюсь, — быстро протораторила Тома.

Мишачок уловил торжественную нотку в ее голосе и успел заметить острые искорки в ее зрачках: «Надейся, надейся».

— Ответствуй, курсант! — голова Макаки чуть дернулась. — Гулял с дамой? Ребенка прижил?

— Ну вы же там прочитали, — пролепетал Михаил.

— Курсант Подцыбин! Не сможете уладить дело — диплома вам не видать. В солдаты пойдете, — сказал и тут же обратился к девушке. — Держите в курсе. Будет чудить — сообщите. Мозги быстро вправим. Все. Свободны.

— Пошли, — бросил Мишачок киевлянке, не глядя в ее сторону. — И как ты меня нашла, — произнес, когда они оказались в широченном, похожем на плац, коридоре.

— … Да уж нашла.

— Видать, сама чекистка!

— А что оставалось делать?

— Мы ведь расстались по-хорошему, — ногтем колупнул известку на стене.

— По-хорошему? — она огладила свой живот.

— Мы же договорились, — сказал, пряча глаза.

— Поздно уже было, — произнесла и резко добавила. — Да и не хотела я.

Когда вышли из темноты приземистой арки на улицу, Мишачок, глотнув теплого апрельского воздуха, выдохнул:

— Слушай, давай до завтра. Я сейчас не соображаю ничего.

— Ладно. Только не вздумай меня одними завтраками кормить.

— Где ты, говоришь, остановилась?

— В «Юности». Двести шестой номер.

— Хорошо. Жди звонка в десять.

— До одиннадцати не позвонишь, сама приеду.

Хмыкнула и каблучки ее застучали к остановке.

Михаил шел по старой улочке. Было безлюдно, сыро. Глядя в зарешеченные окна здания школы, он чувствовал себя почти осужденным. Конечно, ему не грозила «вышка», как отцу, который в конце сороковых проходил по известному «ленинградскому делу». Батя тогда чудом уцелел, быть может благодаря тому, что был слишком мелкой сошкой. Михаил знал об этом по его рассказам и конечно не мог сравнивать свои нынешние неприятности с прошлым отца. Но остаться без диплома, без офицерского звания, это ведь тоже житейская катастрофа. Он представил себе, как натянет солдатскую хлопчатку, будет в липком поту маршировать под стандартную команду «ать — два!», преодолевать полосу препятствий, рыть ночью окопы… Два года — это тебе не две недели на картошке! И все из-за амурной оплошности.

А может забыть о своих планах и жениться-таки на ней? Ведь чуток нравилась когда-то. И, кстати, совсем не так давно. Всего лишь прошлым летом. Глазам Подцыбина представилась душная, под черным звездным небом Алушта. Купол желтого цвета над танцевальной площадкой. Посреди отплясывающей разношерстной толпы о н а, плавная, горячая. Ее руки вспархивали над головами, извивались словно бренча невидимыми браслетами. Белое платье послушно обтекло ее стройное тело. Высокие каблучки ловко притоптывали на дощатом полу, изредка чокались друг о дружку, как рюмочки. Вокруг нее резвились ухажеры. Но ему, изловчившись, все-таки удалось прорвать их кольцо и пригласить ее на танец. Ее большие глаза в ответ качнулись, чуть опустились. Весь вечер был только с ней, вызывая явную неприязнь у джинсовых соперников. А в том, что она предпочла именно Михаила всем остальным, решающую роль видимо сыграло его место учебы, о чем он ей поведал под большим секретом. Магия его серьезного ведомства может и привела ее к самой крайней близости. Позднее Мишачок и сам влезал к ней в окно. Был ли в этом некий романтический ореол, он не знает. Но настоящий чекист, видимо, должен был поступать только так. Подцыбину нравилось изображать из себя перед другими этакого бывалого агента… Как же быстро выдохся аромат той игры…

Следующая их встреча произошла на ноябрьские, когда она проездом с ударной стройки, куда отвезла стройотрядовцев, заехала к нему в Давыдково на квартиру, которую он снимал второй год. В этой пустой, сданной ему почти без мебели комнате — не было даже стульев и спать приходилось на полу — он вел себя уже по-другому: ему нравилась роль беспечного обитателя мансарды с выцветшей литографией на облупленной стене, на которой изображены были пышные пальмовые фонтаны. Бананово-лимонный Сингапур и только. Тогда в золотую ноябрьскую пору, может, и началась жизнь его ребенка. Впрочем, его ли?

Ладно. Пес с ней. Женюсь. Что будет, то будет. Не в солдатах же служить. А года через два разведусь. Может, и раньше. Если не влечу, как Петух. Подцыбину вспомнилась недавняя история с его сокурсником Петуховым, который крутил шуры-муры с дочкой профессора. Женился и вдруг выяснилось, что тесть, мотаясь по загранкам, имел нежелательные контакты. И загремел Петух под бесшумные фанфары. Здесь иначе не бывает: тут манишка должна быть, как снег, и рукава незасаленные!

Обойдя еще раз вокруг школы, Мишачок вернулся к подполковнику.

— Что скажешь? — спросил тот.

— Василь Михалыч. Хочу посоветоваться.

— Давай, — Максякин снисходительно и самодовольно откинулся на спинку кресла.

— Я вот о чем, — присел напротив. — Вспомнил Петухова, который перед женитьбой не посоветовался с вами. Как бы мне не влететь.

— А что, у нее что-нибудь в родне? — окргулил брови Макака.

— Да я не знаю. Но чем черт не шутит…