Искатель. 2009. Выпуск №01

— Хорошо, Мирон, я попробую, но думаю, что этого никто не напечатает. Фантастика какая-то!

— А ты все равно напиши. Даже рукопись твоя обязательно попадет в общее информационное поле, а там, глядишь, и достучится до чьих-то умов.

— Я все сделаю, Мирон, обещаю. Позволь, если можно, задать тебе последний вопрос.

— Задавай.

— Ты все время говоришь о Боге, но имеешь в виду всемирный Разум. Тогда почему при этом ты ссылаешься на пророков, на Евангелия от Луки и от Матвея, на Христа? Они что, на самом деле жили?

— Я не был сам свидетелем их жизни, но думаю, что они реальные личности. Бог может избирать своих проповедников и наделять их знаниями. Бог может воплотить свою ипостась и в плоть человека через земную женщину. Тем самым Он получит не только абстрактную, но и чувственную информацию о людях. Но, думаю, что миссия богочеловека Христа была в другом. Он прошел через все тернии. Испытал любовь, преклонение, искушения, недоверие и предательство. Проповедями Он приобрел много учеников и последователей. Разбудил умы и сердца на века вперед. Но правители не хотели прозрения народа, и для Христа настал момент истины. Он мог отречься от своего учения и учеников, предать их и остаться в живых. Но Христос на своем примере показал людям путь к спасению даже в крайних ситуациях, используя свое право выбора. Ибо крайним проявлением такого выбора может быть даже смерть. Кажется, милок, я ответил на все твои вопросы. Или есть еще?

— Самый последний, из чистого любопытства. Можно?

— Задавай.

— У нас некоторые теоретики считают, что в параллельном мире человек может повстречать самого себя. Это возможно?

— У этих теоретиков не хватает ни воображения, ни логики. Подумай сам. Ты встречаешь в другом слое самого себя. Вы здороваетесь. Но ты не в нем, а смотришь на него со стороны. У него свое «Я», у тебя свое. Значит, ты уже не он. У вас разное самосознание. Иначе ты должен ощущать себя одновременно и в его теле, и в своем, а это уже раздвоение личности. Такое раздвоение ты должен был бы чувствовать, даже не встречаясь с ним, а находясь в разных слоях или на разных планетах. Я ответил на твой вопрос?

— Да, вполне. Спасибо тебе, Мирон. Спасибо за науку, за путь к спасению, за угощенье.

Я встал и поклонился ему в пояс. За время разговора мы с Мироном незаметно сумели съесть весь мед, огурцы и выпить два кувшина медовухи. В голове у меня немного шумело. Я переживал одновременно и смятение от услышанного, и надежду на едва теплящийся выход из трагической ситуации. Я понял, что мы не изолированы, нас не бросают на произвол собственного несовершенства, а стараются помочь. Нам дают последний шанс.

Мы вышли на крыльцо. Собаки подбежали ко мне, обнюхали, но больше не лаяли, а лишь виляли хвостами.

— Прощай, милок, храни тебя Бог! — Мирон, видимо по привычке, осенил меня широким крестом.

— Прощай, Мирон. Спасибо тебе еще раз.

Я повернулся и, не оглядываясь, пошел к лесу. Дорога оставалась открытой. На этот раз меня не сопровождал туман. Прямая тропа вела через лес, и вскоре я вышел к знакомым посадкам молодняка. Тут я машинально оглянулся.

Тропинка, которая привела меня сюда, исчезла.

* * *

Лопать между тем постепенно умирала. Один за другим уходили в мир иной сельчане. Молодые и старые. Болезни, водка, несчастные случаи, убийства и самоубийства косили людей без разбора. Хоронили часто, чуть ли не каждый месяц. С крестьянских подворий исчезла последняя скотина. «Товарищество» сократилось до нескольких человек во главе с Наумычем, которые и захватили всю оставшуюся, бывшую совхозную собственность. Очень «кстати» сгорела контора со всей финансовой документацией. Сгорели школа и общежитие для сезонников. Уехала единственная медсестра, и фельдшерский пункт закрыли. Оборудование пилорамы продали и пропили. Та же участь постигла остатки поселка для рабочих.

Там продали стенные блоки и рубероид с крыш. Выломали даже цементные плиты, покрывавшие дороги. Начали продавать на вывоз и на дрова брошенные хозяевами дома. Таяло на глазах и стадо. Когда-то подступавшие к нашей околице поля, где рос хлеб, сплошь заросли молодыми деревцами, и обрамляющие их лесополосы сомкнулись. Из пруда и речушки выгребли сетями всю рыбу. В дополнение ко всему в лесу исчезли грибы. Последние три года их не было вообще. Жить в Лопати стало трудно и неинтересно. Продать дом в такой глухомани было проблематично. Но бросать просто так налаженное хозяйство было жалко. За эти пятнадцать лет мы обросли всем необходимым для автономной жизни. Поэтому нашли в Москве многодетную семью переселенцев из бывшей братской республики и за символическую плату переоформили дом на них, оставив там весь свой скарб.