Искатель, 1997 № 09

Падая, мужчина в последнее мгновение повернулся и рухнул на кусты спиной, а не лицом. Ему было лет тридцать — тридцать пять. Блондин с мелкими и резкими чертами лица. Пистолет — как показалось Корнилову, «вальтер» с глушителем, — валялся на дорожке.

Игорь Васильевич не стал его поднимать. Не стал снимать с кустов убитого. Только осторожно проверил карманы. Как он и ожидал, они оказались пусты — ни единой бумажки, ни ключей. Но в боковом кармане штормовки Корнилов обнаружил крошечный радиотелефон — на телевидении только что началась шумная кампании по их рекламе. А вот господин поджигатель такой моделью уже пользовался. Позвонить по радиотелефону и не нарушить отпечатки пальцев было невозможно. Но не дожидаться же утра? Да и уходить далеко от дома Игорь Васильевич не решился. У преступника мог быть сообщник. Корнилов предпочел использовать представившуюся возможность и вызвать милицию по радиотелефону.

Участкового оперуполномоченного, Лысенко, Витюшу, так величали лейтенанта местные жители, Корнилов знал хорошо. Paзбитной, словоохотливый паренек изредка наведывался к нему в гости, «засвидетельствовать почтение», как высокопарно выражался Лысенко, а заодно узнать, не беспокоят ли отставного генерала рождественские алкоголики, не будят ли по ночам доморощенные поклонники техномузыки.

Номер телефона лейтенанта Корнилов помнил — четыре тройки. В предутренней тишине длинные гудки прозвучали необычно громко. У Корнилова мелькнула мысль о том, что эти гудки услышат и на соседских дачах. И тут же на ум пришла горькая непрошенная мысль: неужели никто не слышал перестрелки? Ладно, выстрелы пистолета с глушителем прозвучали не громче, чем хлопки открывающихся бутылок с шампанским. Но выстрел из винтовки? Звон разбитого стекла, визг отрекошетивших пуль, клубы дыма? Неужели побоялись высунуть нос, спросить, что происходит? Хороший принцип: ничего не вижу, ничего не слышу.

Длинные гудки продолжались, но Корнилов упрямо ждал — не верил, что в доме опера никого нет. Наконец, трубку сняли. Послышался грохот, звонкий мужской голос пустил витиеватый матерок и тут же доложил:

— Лейтенант Лысенко у аппарата.

— Виктор, это Корнилов. Я тебя разбудил?

— Никак нет, товарищ генерал, не разбудили! — весело отрапортовал опер. — Корову выгонял в поле. А вернулся — слышу названивают. Поторопился, аппарат об пол звезданулся.

— Извини, что тревожу ночью.

— Да уже утро, Игорь Васильевич. А телефон у меня железный, роняй сколько хочешь. У вас что-то случилось?

— Случилось. Один тип решил меня зажарить. — Он коротко рассказал лейтенанту о ночном происшествии.

Лысенко все схватывал с лету, не задавал лишних вопросов. Только поинтересовался:

— «Скорую» вызывали?

— Это уже не к спеху.

— А наших, с Сиверской?

— Я решил, что будет правильнее, если это сделаешь ты. И встретишь их на месте.

— Спасибо, товарищ генерал. Сейчас лечу.

Ему показалось, что едва он отключил телефон, как за Оредежью уже послышался суматошный треск мотоцикла. Через пять минут Лысенко подъехал к даче.

Скоро подъедет опергруппа, — доложил он. — Сегодня дежурит мой приятель, майор Бородин. Он знает, как сюда по-быстрее добраться.

Игорь Васильевич показал оперу труп, пистолет, валяющийся на дорожке. Передал ему радиотелефон:

— Извини, брат, полапал. Иначе позвонить неоткуда. Не ждать же пока почта откроется!

— От Творожниковых не пробовали?

— Не знал, что у них есть телефон.

— А сами не предложили?

— Да, наверное, нет у них на даче никого. Все в городе. — И в это время в одном из окон соседского дома зажегся свет.

— Да-а! — многозначительно протянул Лысенко и добавил: — Дела и случаи!

— Вот тебе и «да»! Никто из них носа не высунул.

— Игорь Васильевич, а как этот, — лейтенант кивнул на убитого — к вам добирался? Наверное, где-то машина стоит?

— По-моему, на лодке.

— Глянем?

Они подошли к реке. Причем, Лысенко словно бы ненароком, осторожно оттеснил Корнилова назад, достал свой табельный «Макаров» и пошел первым.

Небольшая надувная лодка сиротливо лежала на песке, рядом валялось короткое весло. Ночной гость даже не привязал лодку за прибрежные кусты, а на плотине старой ГЭС подняли затвор, и вода в реке быстро пребывала. Она пенилась, подбираясь к лодке, шевелила ее корму — еще несколько минут и стремительный поток унес бы ее вниз по течению.

Они подняли лодку ближе к кустам, привязали за толстую ольху.

Когда, возвращаясь к дому, проходили мимо убитого, кусты шиповника неожиданно разошлись и он упал на землю.

— Свят, свят! — Лысенко испуганно перекрестился. А когда оправился от испуга, спросил: — Вам, Игорь Васильевич, за время службы много приходилось убивать преступников?

— Этот — первый.

— Как?! — изумился лейтенант. — Вы ж всю жизнь в УГРО отбухали! С опера, как и я, начинали! И никого не убили? Я как-то в журнале читал большую статью про вас. Про то, в каких передрягах вы участвовали. И ни одного не убили?

— Ни одного, Виктор. Вот потому у меня на душе сейчас кошки скребут.