Искатель. 1992. Выпуск №2

Алексей и его сотоварищи еще с минуту простояли на воротах, слушая стоны придавленных копейщиков и мат бородача, а затем, свечой поднявшись метров на сто и заложив крутой вираж, понеслись за Егорием. Вот поредел и кончился бор, осталось позади длинное полузасохшее болото, опять пошел лес — всадника не было, но впереди все ясней и ясней слышался стук копыт. Повинуясь жесту Гоги, семерка сделала длинный крюк, срезая дорогу, петлявшую но лесу. В его глубине открылась широкая торная просека и вдали — столбик пыли. Летящие перестроились в клин и вошли в коридор просеки, на высоте метров двух от земли. Мелькнул ряд землянок, застывшие около одной из них с открытыми ртами рыжые вихрастые близнецы лет по шести — один в рубашке, но без штанов, второй в штанах, но без рубахи, потом отлетело, как сдунутое ураганом, громадное бревно, лежавшее поперек дороги и вот летучая семерка догнала бешено несущейся по дороге пылевой столб. Внутри его Алексей разглядел вороного битюга. Всадника в седле не было: его чумазая лысина мелькала из-под живота жеребца, к которому он, непостижимым образом не падая, пристегивал широкий ремень с парой треугольных крылышек.

Семерка, окунувшись в прозрачную пыль, зависла над всадником и конем. Егорий никак не мог попасть застежкой в дыру ремня, яростно мычал, кривился, но, поднатужившись, все-таки попал, победно подмигнул небесам и рывком подтянулся в седло. И не успел Егорий перевести дух, как длинная белая тень, похожая на гигантского зайца в прыжке (а еще более — на юную нагую купальщицу…), метнулась из лесу под ноги жеребцу. Тот резко осел вперед, уйдя передними ногами по бабки в землю. Тут бы и конец Егорию, но его, вырванного из седла, пролетевшего по дуге метров двадцать, у самой земли как будто приняла та же загадочная тень. Раздался легкий, как от детской хлопушки, взрыв. Егорий на миг скрылся в искристом облачке (тут Алексей явно услышал девичий смешок), но оно мигом рассеялось — и Алексей увидел стоявшего на дороге живого и невредимого Егория. И услышал голос Гоги:

— Войска пришли в боевое соприкосновение. Привал.

Внезапно небо потемнело, и лес обернулся несчетным, ощетиненным копьями войском. Оно двинулось туда, куда до этого спешил Егорий. Угрюмые воины обтекали Пашечку, который залез под брюхо битюгу и с натугой рвал его из земли. Конь обиженно, отрывисто ржал, как будто хрюкал. Валентин подлетел к Егорию, растерянно стоявшему на обочине дороги, поднял его за ворот и, держа на весу, стал шлепать, как маленького, по заднице, приговаривая: «Не пей перед делом, к седлу — не к столу, перед делом не пей!» Потом он отпустил Егория, и тот повалился на колени. Крупная похмельная дрожь била его, он озирался безумными глазами и истово бормотал: «Никогда боле, никогда, спасибо тебе, Охотничья Сила, не буду боле, гад Данила виноват, напоил, воздух ему охранять, а не дракона! Оборони и помоги, Охотничья Сила, на тебя вся надежа!» Пашечка наконец выдрал жеребца из земли, подвел его Егорию. Тот, кряхтя, взобрался в седло, сжевал брошенный ему Валентиной пучок травы, тряхнул головой, расправил плечи и, приободрившись, тронул поводья.

Лес, превратившийся в войско, уже ушел, оставив после себя вырубки. Егорий собрался пуститься галопом, когда перед ним на просеке встали, согнувшись в поклоне, трое мужиков в лаптях и длинных серых рубахах, подпоясанных веревками.

— Будь здоров, Егорий Победоносец, — передний, сухонький старичок протянул всаднику хлеб-соль. — Откушай, не обидь. Тебе и отдых с дороги готов. Надолго ль прибыл?

Егорий отщипнул корочку, пожевал, потом засунул каравай в притороченный к седлу мешок и вдруг двинул коня мимо старика на стоявших сзади него двух молодцов лет по двадцати с топорами.

— Кто таковы?

— Сыны мои, — ответил старичок, — Семен и Митрий. Троеглавниковы мы, Данилы свет Карпыча люди.

— Троеглавниковы? — встрепенулся Егорки. — Не драконово ли семя?

— Да Господь, с тобой, Егорий! Это у нас в роду спокон веков по три сына, по три головы для семей новых — вот и прозвали.

— А третий-то где? — Егорий обернулся. — В кустах сидит?

— Дома он, в кузне. Нелюдим он, затворник. Однако редкого дара к оружейному делу. Ты небось к нам от Данилы свет Карпыча, а у него весь доспех…

Старичок прищурился, глядя на грудь Егории. — Ба! Да и на тебе кольчуга — Васьки моего работа. Каждая чешуйка калачом кована — его клеймо, Калашникова. Приемный он мне, соседа мово, Никиты Калашникова, сынок. Никиту-то в самые молодые годы медведь задрал, так вот я и вырастил. Не дал Бог третьего родного, зато дал умелого.

Егорий пошарил в сумке, вытащил золотой и бросил старику.

— Тебе за приемыша. К логову веди.

— К дракону, что ли? — Старик почесал затылок, глянул на небо поверх Егории. — Так его уж с год как нету.

— Как «нету»? — нагнувшись с седла, Егорий хищно заглянул в глаза старику. — Быть того не может!

— Нету, нету, — зачастил старичок, отводя глаза. — Зря ты ехал, только коня умаял.

Егорий сгреб его за ворот, смерил презрительным взглядом и потянулся за плетью.