Искатель. 1983. Выпуск №1

— Немецкий порядок. В спецлагерь вшивых не берут, и вас как раз туда, к землячкам, там над вами ишшо поработают. Как сказать, не журись, кума, шо хлеба нема, пирожки сляпаем. — Старик беззвучно прыснул и тут же отвердел лицом. — Нравишься ты мне почему-то; не знаю. Держи. — Он нагнулся к сапогу, воровато подал Антону финку. — Бери, бери, пригодится, запрячь.

Ничего не понимая, он машинально взял нож — резкое движение вызвало боль в плече — и тотчас сунул его за пазуху, превозмогая слабость, с мокрым, внезапно вспотевшим лицом. Горбун замер, глаза его по-птичьи прикрылись веками.

— Теперь слушай, малый, внимательно: повезут в лагерь человек пять, на «оппеле» с фургоном, один охранник с вами в кузове… Так завсегда бывает. Минут через десять по горке въедете в лес, фрица кокнете, но в лес не бегите, он тут реденький, так, роща… — Он говорил, все еще не поднимая век и негромко посмеиваясь, похоже, разыгрывал комедию для часового за дверьми.

Антон слушал ошеломленный, машинально впитывая каждое слово.

— Сработайте тихо. Чем дольше шофер не хватится, тем лучше. Значит, спрыгнете в кювет и обратно задами на станцию, там товарняк на запасных путях, в полночь отойдет, схоронитесь в пульмане, до Нежска километров двести, если затемно прибудете, ваше счастье, там до фронта недалеко.

«Нежск», — глухо забухало сердце. Казалось, родной город находится где-то на другой планете.

— Выходит, держится фронт?!

— Оттого и под Смоленском передых, что тут держится. Спужались, как бы им отсюда под зад не дали. Плохой симптом, как говорит мой шеф… Много стало симптомов, мать вашу…

Положительно, нельзя было понять, что за человек этот горбун.

— Слушай, ты как оборотень. Ты свой или чужой?

— Ничейный я. — Желтые зубы его жестко блеснули. — Не дай тебе бог ничейным стать. И прикуси язык, разговорился! — Вздохнул, словно собираясь уходить, и примиряюще пожал Антону кисть.

Антон не знал, что и подумать. Невольно вырвалось:

— Спасибо, отец.

Старик, поморщась, отвернулся, кашлянул и вновь посмотрел на него.

— В сорок лет дитев нет и не будет. Самому бы матку повидать, да, видно, не посветит… к тому идет…

— Слушай, а если и ты с нами, а? Слышь, с нами, за такое дело много скостится.

— Кто вброд идет, камень на шею не вешает. Я вам не подмога…

— Но почему?

— Потому. Много на мне всего, припозднился.

Дверь отворилась, втолкнули Бориса, и он поплелся в угол, тяжело волоча ноги. Голова у него была мокрой, макушка торчала ежиком, когда он улегся ничком на свой сенник. Теперь скорее бы ушел горбун. Борька и не знает, какой у них шанс. Почти счастье.

— Ну пока-покедова, парень. А насчет сказочки попомни.

Он вышел. Антон еще немного переждал для верности и позвал Бориса — тихонько, точно их могли услышать. Тот, не подымая головы, повернул ее, глядя из-за локтя. И Антон все тем же срывающимся шепотом выпалил новость. Ему казалось, Борис подпрыгнет от радости, но тот продолжал смотреть на него одним здоровым глазом, другой заплыл, точно ничего особенного не произошло, и он в первое мгновение удивился его выдержке, этому умению все про себя прикинуть и решить, и только внезапная мысль, что Борис попросту сломлен происходящим, скис настолько, что не в состоянии оценить реальность, вывела его из себя:

— Тебе что, заложило?

Но Борис, словно до него лишь сейчас дошло, подхватился с матраца.

— Гляди. — Антон достал нож и едва успел сунуть его обратно под пояс, к животу, как вошел тощий немец в белом, со шприцем, по-видимому, санитар. Быстро заголил ему бедро, Антон даже вспотел, испугавшись, как бы не обнаружили нож.

— Ну, яволь, яволь, зачем так пугаться? — сказал санитар. — Еще один укол вечер, жаркий банья, и вы в прекрасном состоянии, во всяком случае, можете ходить, как это… бегать. Да, бегать вам придется. Много бегать и прыгать, да.

Он так же торопливо вышел. Антон почувствовал растекавшуюся по телу слабость и, все еще глядя в пустой, точно стеклянный глаз подсевшего к нему Бориса, прошептал сонными губами:

— А старик ничего, молодец…

— Не люблю дурачков.

— Это я?..

— И притом наивных.

— Какой ему смысл?.

— Шлепнут при попытке к бегству. Проще всего, чтобы тут не мараться.

— Та-ак…

Об этом он не подумал. Лицо Борьки приблизилось.

— Давай нож, Тоня, раз так — придется мне, я покрепче.

— Нет уж, я сам.

— Ты что…

Он так пронзительно, с таким отчаянным упорством смотрел на Антона, что здоровый глаз его словно заплыл слезой.

— Не обижайся, Борь…

Он и сам не мог бы объяснить своего упрямства. Слишком дорого ему стоил этот перелом в Борисе, очухается, тогда другое дело, а сейчас он должен надеяться только на себя.

— Ага, — кивнул Борис, — ладно. Все в порядке.

* * *