Искатель. 1971. Выпуск №3

Мы были пиратами перед законом, но не знали, что все таможенные суда на побережье охотились за нами после того, как мы похитили шхуну. Однако, будучи владельцами семи миллионов долларов в виде золотых слитков, в которые мы собирались превратить всю монету, и драгоценных камней, которые можно было продать в каком-нибудь банке, мы не боялись обвинения в пиратских действиях. Вся беда заключалась в том, что все ценности надо было реализовать, и, занимаясь обсуждением, как все это лучше сделать, мы взяли курс на восток, в открытую Атлантику. Питерс, молодой энтузиаст, который был когда-то ювелиром, уверял нас, что расплавить золото и серебро можно только при очень высокой температуре; надо было устроить хотя бы маленькую «доменную печь», но как мы могли это сделать, если у нас ни у кого не было ни гроша в кармане? Я внес предложение, поддержанное Глизоном, Питерсом и стариком Сулливаном: сосчитать наше богатство, отобрать все годные для продажи драгоценные камни, войти в какой-нибудь большой порт — Нью-Йорк, Ливерпуль или Рио-де-Жанейро, — продать эти камни и вырученные деньги употребить на то, чтобы сбыть с рук остальное. Но нам пришлось иметь дело с такими людьми, как Панго, Христо, Педро и три немца, которые сами не знали, чего им надо. Они настаивали, чтобы немедленно все было сосчитано и поделено, тогда пусть каждый идет или едет куда хочет. Им не бросалась в глаза несуразность подобного требования: тринадцать человек должны были разделить между собой семь тяжелых сундуков, — каждый должен был взвалить на плечи семь тринадцатых груза, для поднятия которого даже с помощью блоков требовалось соединенное усилие всех тринадцати человек.

Довольно любопытно, как отдельные члены нашей команды собирались использовать свое богатство. Молодой Питерс мечтал о том, чтобы вернуться в родную деревню и жениться на девушке, которая смотрела на него свысока, так как он был беден. Панго, Педро и оба норвежца думали только о хорошей выпивке. Три немца хотели непременно открыть трактиры в Нью-Йорке. Глизон собирался учиться на юриста, а я хотел изучать медицину, чтобы стать доктором. Японец же ничем не показывал своих стремлений.

Итак, рыча друг на друга как звери в клетке, мы плыли на восток, не разрешив пока вопроса о нашем богатстве. Наконец мы склонили на свою сторону немцев, итальянца и португальца и решили взять курс на Нью-Йорк: здесь мы должны были войти в порт и продать брильянты в каком-нибудь ломбарде на Боуери-стрит, где нас не стали бы спрашивать, откуда мы их взяли. Мы пожали друг другу руки в знак примирения, хорошенько разделали японца за то, что он плохо нас кормил, — мы слишком были заняты взаимными распрями, чтобы уделить этому внимание раньше, — и взяли курс на Нью-Йорк.

Питая недоверие друг к другу, все спали в кают-компании, хотя было много отдельных кают. Никто не хотел оставаться в стороне от семи сундуков с сокровищами, и кок-японец, который мог бы спать в своей каюте рядом с камбузом, отдавал предпочтение кают-компании и тоже спал вместе с нами. Но во всем остальном теперь мы стали очень покладисты — мы ведь были миллионерами. Все несли вахты, ставили и убирали паруса без понуканий начальства, гораздо лучше относились друг к другу во время работы и старались все делать сообща.

Но вот однажды ночью, когда мы будили подвахту, которая должна была заступить, старик Сулливан был найден мертвым на своей койке. Никаких признаков насилия мы не обнаружили и не могли установить причину его смерти. Оставалось предположить, что старик умер от паралича сердца или просто от старости; мы похоронили его в морской пучине и на другой день уже забыли о нем. Но в другой раз мертвым был найден один из братьев Свенсонов. Он уже совершенно закоченел, и нигде на теле не было никаких признаков насилия. Спать он лег вполне здоровым и веселым и умер во время сна.