Читаем Искать, всегда искать ! (Преображение России - 16) полностью

- И я его принесу, Геннадий Михайлович, - пытался остановить этот поток бесконечных словоизвивов Карабашев, но Лапин тем и отличался, что любил говорить, и именно словоизвивы эти в разных интонациях, начиная с глухого баритона и до высочайшего, притом совершенно неожиданного фальцета, и были страстью Лапина, который при этом то величаво закидывал назад львиную голову, то нырял ею вперед, необыкновенно быстро и очень разнообразно работая при этом большими руками. И Лапин кричал на Карабашева:

- И извольте не перебивать меня, когда я-я вам говорю!.. Извольте слушать... Секундомер - это... это... это вещь... Это - вещь, принадлежащая ла-бо-ра-то-рии, да. А вы-ы... вы эту ценную весьма вещь взяли и привели в негодность, да.

- Геннадий Михайлович, ее завтра же починят у Когана в мастерской, все-таки считал нужным вставить Карабашев.

- У какого это такого Когана в мастерской?.. Вот, пожалуйте, у Когана уж теперь наш секундомер очутился, у Когана какого-то, да...

- Я ему говорил, чтобы как следует починил, что это - ваш секундомер... Он вас знает, этот Коган, - хитро тушил, как пылающий на рампе кокс, гнев своего профессора Карабашев, и Лапин застывал с запрокинутой головою и картинно поднятой правой рукой, и в его низком баритоне была великая самовлюбленность, когда он отзывался на это живо:

- Ко-ган знает, а? Ка-ак удивительно это, а?.. Какой-то Ко-ган, и вдруг... вдруг он знает про-фессора Лапина... Да меня весь СССР знает, да, да, да-а... Да мне нигде по всему СССР пройти нельзя, чтобы меня не знали, да-а... Вот в двадцать пятом году, например, когда я был...

И ассистент его Голубинский и все лаборанты знали, что теперь начнется длиннейшая и совсем не идущая к делу история о том, что случилось с Геннадием Михайловичем в Горловке или Кривом Роге, на Урале или в Сибири. В это время вошел заведующий лабораторией коксохимзавода Сенько.

- Э-э... а что такое вам, да?.. Что вы скажете, а? - из-под высоко и сразу вспорхнувших бровей недоуменно воззрился на него Лапин, очень не любивший, когда его перебивали.

Человек не слабый по сложению, с черными от угольной пыли ноздрями, Сенько имел очень усталый вид.

- Авария за аварией. Что делать с печами, не знаем. Забуряются и забуряются. Не выдают кокса. Семь печей забурились и стоят.

Все это Сенько сказал сразу, как-то совсем без знаков препинания в голосе, и так как сказал он все, с чем пришел, то глядел на Лапина, как подсудимый на судью, который строг, правда, но должен же быть справедлив все-таки и вот сейчас все рассудит как следует и даст указания.

Лапин же, обернувшись к Голубинскому и ко всем своим лаборантам, сделал этакий широкий, круглый в сторону пришедшего жест изумления:

- Вы-ы только что... только что, да... получили в экс-плу-а-тацию новенький совсем завод, да, за-во-од. И вот... какой-нибудь месяц прошел всего, месяц, да, а уж вы его ис-пор-тили. Вы-ы привели его в негод-ность, да. Что вы сделали, а?.. Что-о вы все там такое сделали, а?

- Сказать бы, что виновата шихта, но ведь мы же составляем ее по Мукку, как следует, чтобы все пять компонентов в среднем давали двадцать процентов летучих веществ, - так же без знаков препинания пробормотал в ответ Сенько.

- По Мукку или не по Мукку, это... это ведь вас касается, ва-ас, да, а не меня, нет. Почему же, спрашивается, почему вы пришли ко мне, а? Вы должны все это сами, да, сами. Кто портил дело на заводе? Вы портили дело, а не мы, нет... У нас своя ра-бо-та, ин-сти-тут-ская, да. Нау-чная, да. А у вас заводская, практическая работа, да-а... Вот, например, в двадцать четвертом году, в городе Сталино, да, со мной был такой случай...

Сенько скромно перебил все-таки профессора, выбрав для этого подходящую, по его мнению, паузу:

- Так как же все-таки, Геннадий Михайлович? Поможете вы нам?

Тут Лапин усиленно замигал, что было у него признаком немалого волнения:

- А о-он, он опять свое, опять свое, да... Зачем же, в таком случае, а? Зачем я говорил вам столько времени, а? Зачем я тратил на вас свое время, а?.. Новый завод привели вы в негодность, да, в не-год-ность, да, и теперь... вы хотите свалить свою вину - на кого же, а? На на-а-ас. Да... Та-ак. Я вас понял, понял, - не оправдывайтесь, пожалуйста, товарищ Сенько, - по-онял, да.

Тут он похлопал его по плечу и добавил:

- Так вот, идите себе и-и поправ-ляйте свою вину, да... Идите работайте и вину свою перед советским государством ис-прав-ляйте, да... Идите же. Что же вы стоите?

Сенько устало повернулся и пошел, а Лапин, усевшись за стол с бумагами, еще не успокоясь и не вылив всей собравшейся в нем энергии, начал распекать своих лаборантов:

- Да-а, вот... Вот, пожалуйте. Отчет, составленный вами, да... Вы меня всегда этими отчетами подводите... Вы... вы... вы какую-нибудь там запятую даже если про-пус-тили, да, в отчете нашем, да, а за-пята-я (очень высоким фальцетом) - это очень важная вещь, запятая, да-а... Что же, я теперь должен пять часов сидеть и... и... исправлять ваш язык дубовый? Та-ак? А? Вы сами, сами должны это делать, а совсем не я, нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное