Иск Истории

Истинная атмосфера чудовищного феномена, имя которому – Шоа – полная энтропия. Все, имевшее формы, рассыпалось в прах. И в этой забытой со времен «бездны Шоа-ГУЛага» неосознаваемой энтропии люди потеряли всяческие ориентиры, слоняются, как безумные, из одного угла в другой этого мира, где взвесь аннигилированных бетона и стекла заменяет воздух. Люди не дышат, а глотают эту адскую смесь, не в силах выдавить слово, прислушиваясь к любому звуку в надежде, что это голоса погребенных заживо.

В эти мгновения с отчетливостью пророчества звучат слова Теодора Адорно: «Философия, как и архитектура, лежит в развалинах».

Месть за бомбардировки Лондона превращает Дрезден в груду развалин. В отличие от архитектуры, которую можно восстановить, немецкая классическая философия по сей день не может восстать из руин.

Стыд перед мертвыми не дает покоя оставшимся в живых. Архитектура превратилась в прах, стала туманом из песка и измельченного стекла, который еще долго будет стоять над этим местом, обернувшимся в Ничто – гигантский ноль – Grand Zero. Люди ковыряются то тут, то там, пытаясь делать что-то осознанное, и нет ничего более бестолкового, и чувство абсолютной потерянности витает над этим хаосом, подобным тому, над которым до Сотворения витал дух Божий, над хаосом, из которого возникло мироздание.

Здесь же оно рухнуло в считанные часы.

И по сей день не удалось сосчитать точное число погибших.

Три тысячи – подозрительно округленная цифра.

Что уж говорить о «бездне Шоа-ГУЛага».

Бездна не по зубам никакой статистике. На то она и бездна.

Адвокаты знают, что описание этой бездны в словах и образах заставляет обывателя закрыть глаза, заткнуть уши, забыть. Анестезия сознания – великая сила, только каким после этого выходит больной: духовным и душевным инвалидом? Разве это не ощутимо в поведении тех, кто стоял у обочины бездны, тех, кому даже дозволялось подойти к самому краю рва, видеть агонию и муки недострелянных? Всем своим поведением перед камерой, подергиванием век, усиленным глотанием, заикающейся речью, эти свидетели выражают обретенную обреченность духа на всю их оставшуюся жизнь.

Удивительно, гуляя по современной Европе, ощущать, как новый виток «ненависти к евреям» обострен мыслью, что их уже нельзя безнаказанно убивать. У этих изгоев появилось свое государство. Шестидневная война повергла Европу, да и весь мир, в шок. Попробуй по старой памяти поднять на них оружие, не поднимут они крик и плач, как те, стоявшие перед дулом смерти у края рва, а тебя самого в два счета пустят в расход. Невыносимо это для массового обывателя Европы.

Надо смотреть на это открытыми глазами и быть всегда готовыми дать отпор. И перестать сетовать на несправедливость в связи с тем, сколько бисера мы, евреи, внесли в общемировой жемчужный фонд. Не стоит его метать с такой неистовостью.

Да, конечно, нормальное сознание, при всех вывихах человеческой мысли, кристаллизующейся в идеологию, не в силах было себе представить, что некая, казалось бы, бредовая идея из анекдота о решении еврейского вопроса в Гане, где было три еврея и их съели, может стать основой государственной политики. Внутри своей исторической судьбы, столько раз учившей их, что гибель стоит за порогом и не раз врывалась в дом, сжигая его дотла, евреи не в силах были представить собственное тотальное уничтожение руками немцев, чей язык через идиш был родственным европейским евреям более, чем все остальные языки. Такая всеохватность и педантичность в уничтожении евреев была впервые в Истории, захватила врасплох. В глубине души европейских народов все это теплилось неким «метафизическим» пониманием.

Фрейдистский комплекс Эдипа – убийство отца (иудаизм – отец христианства и ислама) – заманчив, красочен, притягателен изначальной трагичностью человеческой души, схваченной греками. Но он вовсе не универсален, как и любая навязанная, а значит, насильственная «великая концепция», и абсолютно недостаточен для объяснения того чудовищного, что произошло.

В трагическом спектакле середины XX века подают реплики из-за сцены Ницше, Хайдеггер, Маркс и Фрейд и при этом как бы и не несут ответственности за происходящее на сцене. Однако по сей день человечество, тщательно и тщетно пытаясь разобраться в том, что произошло, не может обойтись без упомянутых выше имен.

Мы забежали далеко вперед.

Фуга смерти

А пока над Европой 43-го года стынет безвременье.

Вершится нацистское Vernichtung – «изведение в Ничто».

Небо безоблачно и безветренно. Только и стоят дымы из труб крематориев: народ Израиля уходит в небо.

И все же в каких-то щелях гибельной тотальности затаились до времени, сами еще того не зная, одиночки, которым предстоит сказать истину об этой бездне.