ИСТИНА ИЗМЕНИЛАСЬ, выполз голос. ТЫ БЫЛ ПРАВ. ОНА ВОЗРОДИЛАСЬ, ЧЕРЕЗ
Писатель задумался.
"Я ищу свою любовь," заметил Белая Рубашка и указал на вскрытый живот рыжей. "Я дал ей свою любовь, и я хочу вернуть ее." Он почесал затылок. "Это должно быть где-то там."
"Любовь находится в сердце", указал писатель.
"Да, но эта телка была бессердечной."
"Ну, патриархальная японцы привыкли верить, что любовь находится в животе, в кишечнике. Они считали, что живот был храмом души на земле. Вот почему они практиковали ритуальное самоубийство через эвисцерацию
и освободить духовную субстанцию своей любви ".
"Кишечник" осматривается Белая Рубашка. "Итак... если я отдал
Писатель пожал плечами. "Я не могу советовать. Решение за тобой."
Белая Рубашка стал есть кишки девушки.
У писателя выступил пот. Рыжеволосая была мертва, как могут быть только мертвые, если не мертвее. Тем не менее, пока ее бывший любовник постепенно употреблял петли ее внутренностей, ее глаза распахнулись, и ее голова повернулась.
Она смотрела прямо на писателя.
"Он берет свою любовь обратно", хихикнула она.
"Я знаю," сказал писатель.
"Это... щекочет."
"Могу себе представить."
Луна светила в каждом из ее глаз, как идеальная белая точка. "Настоящая истина питает нас, только по-разному."
"Конец твоего похода ждет тебя."
Писатель сглотнул. "Скажи мне," взмолился он. "Это очень важно для меня.
"Ищи нечто черное," сказала она, и снова умерла.
Писатель перепрыгнул ограду в конце переулка. Жирная блондинка говорила тоже самое. Черное. Но сейчас ночное время. Как он мог надеяться найти что-то черное ночью?
Потом он услышал что-то - мощное, далекое
Он увидел ... что?
Зарево?
Пятно света, которое было каким-то невозможным образом, черным.
Он стоял в школьном дворе - какая ирония, месте обучения. Свет мерцал в развороченной траншее, подобной воронке от бомбы.
Писатель заглянул в откинутый люк.
"Не ходи туда", предупредил хруст все еще приглушенного голоса.
Мрачный красный свет заливал внутреннее отделение, как кровь в освещенном бассейне. Сержант в противогазе и полной экипировке дезактивации ссутулился над консолью радиоаппаратуры. Моментально, он ткнул 9мм пистолетом в лицо писателя.
Писатель тут же обмочил штаны. "Не стреляйте в меня. Я всего лишь писатель".
Экипированный сержант казался очень грустным. "Бок и Джонс. Я должен был отослать их. Это область протокола DECON. Только служаки самого низкого ранга идут в окончательную изоляцию периметра первыми".
"Я думаю, оно добралось до них," сказал сержант
В окулярах маски, глаза сержанта выглядели безумными. "Когда моя дочь была младенцем, я раскачивал ее на коленях каждую ночь."
"Это, ну, это мило, сержант."
"Это давалось мне тяжело... Сейчас ей четырнадцать. Я просверлил отверстие в стене ванной, чтобы смотреть как она принимает душ".
"У них есть консультанты для таких вещей, как эта, я думаю."
Темные, истеричные нотки проникли в слова сержанта. "В полночь волк воет."
Писатель поморщился. "Что?"
"Я никогда не знал моего отца."
Затем сержант выстрелил себе в голову.
Звук и контузия ударили писателя физическим весом.
Я ЖАЖДУ ИСТИНУ ТОЖЕ, замаячил голос. НО, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ЕЕ, ОНА ДОЛЖНА ПОКАЗАТЬСЯ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ? ТЫ
Писатель забрел во двор. Да, он думал, что теперь он
Второй солдат Decon-а лежал мертвый в траве. У него не было ладоней на концах рук, а обрубки казались сожженными. Какое-то колоссальное внутреннее давление выдавило его мозги через уши.
"Убирайся отсюда, ты, гражданский ублюдок!" скомандовал кто-то. Третий солдат шагал через тени, еще ребенок, не более двадцати. "Свет! Это мое!"
"Вы совершенно уверены, что?"
"Это... Бог. Я забираю его! "
ИСПЫТАНИЕ? СМОТРИ.