Ищу предка

Наконец, в научной печати появились замечательные фотографии: все тот же постаревший, но неугомонный Раймонд Дарт сделал в Макапансгате целую серию находок. Главной сенсацией были черепа павианов, пробитые мощным ударом в левый висок. Не надо было обладать криминалистическими дарованиями, чтобы понять: обезьяны встречали смерть, кидаясь на преследующего врага, и получали смертельный удар слева, то есть, очевидно, нанесенный правой рукой нападавшего. Разящая рука доказывала, что преследователь мчался на двух ногах; бедра и другие кости также неоднократно подтверждали двуногость австралопитеков.

Но что же было в правой руке разящего Прометея?

Дарт собрал, сосчитал, измерил сотни костей, находившихся в пещере, и пришел к смелому выводу: концы некоторых бычьих костей сплющены. К тому же пролом в виске павиана удивительно точно совпадал с «ударной площадкой» лежавшей рядом кости.

Не мудрено было разволноваться: культурой кости, зуба и рога назвал Дарт цивилизацию австралопитеков.

Получалось, что в глубокой древности здесь, в пустынях и полупустынях Южной Африки, умные человекообразные обезьяны, испытывая нужду и голод, лишившись спасительных деревьев, не имея достаточно сильных клыков и когтей, в ужасе встали на задние лапы, схватили в передние «первые попавшиеся предметы», каковыми, естественно, могли стать кости съеденных животных, и пошли в люди.

Поскольку антилопу, быка, гиену может поймать и одолеть только группа австралопитеков, мы уверены, что у них были стаи, сообщества, зародыш человеческого общества. И уж можно вообразить, как они несутся с длинными костями в руках по унылым африканским равнинам, окружая павианов.

Но прошло немного времени, и отличная теория Дарта несколько поколебалась и дала трещины под интенсивным огнем критики и сомнений.

Насчет орудий и огня возникло сначала недоверие умозрительное: слишком уж обезьяны эти австралопитеки, чтобы быть человеком, австралоантропом. Брум считал, что пепел в пещере — след степного пожара, другие специалисты находили, что кости антилоп и других крупных животных вряд ли могли быть объедками со стола австралопитеков и скорее напоминали остатки пиршества гиен или других хищников.

Не появлялась ли голодная умная обезьяна, чтобы доедать за хищниками; кстати, изучение австралопитековых зубов все больше говорило об их пристрастии к растительной пище.

Авторитет «южных обезьян» подрывался с разных сторон. Точные расчеты, сделанные по многим черепам, отбросили гипотезу о большом мозге. 520 кубических сантиметров — вот каков средний его объем (от 335 до 600). Это не больше, чем у гориллы, хотя следует учитывать, что австралопитеки много мельче, и, значит, относительно веса тела они были мозговитее современных человекообразных обезьян.

В 1949 году помощник Брума Робинсон вел успешные раскопки в уже известной несколькими находками пещере Сворткранс, добывая черепа и челюсти крупных парантропов. Внезапно в одном из «гнезд» была замечена челюсть, несравненно более человеческая, чем все, что находили до сих пор. По всем признакам это был уже примитивный человек, по зубам и размерам мозга соответствовавший питекантропу.

«Телантроп капский Брума и Робинсона» — так был наименован этот новый член почетной семьи ранних людей. Появившись, он сразу вызвал новые мысли: судя по всему, жил он в одно время с австралопитеками, и обилие в той же пещере австралопитековых костей, возможно, было результатом завтраков, обедов, ужинов и полдников африканского питекантропа.

К этому времени древность австралопитеков, первоначально казавшаяся очень большой, сильно уменьшилась. Подсчитав кости диких животных, сопровождавших австралопитеков, специалисты вычислили, что самым древним двуногим обезьянам из Штеркфонтейна не более миллиона лет, а самым молодым (Кромдраа) не менее пятисот тысяч. 500 тысяч — миллион лет, время австралопитеков. Но это и время их цивилизованного современника, телантропа. Это и время яванских питекантропов.

И тогда-то стала обозначаться иная панорама человеческой истории.

Если австралопитеки и питекантропы жили в одно и то же время, то, вероятно, вторые не могли произойти от первых. Мудрый питекантроп был страшен и непобедим для австралопитека, даже двуногого и взявшего в руку кость. «Австралопитек — плохой ученик. Он застрял на школьной скамье жизни», — пишет Кенигсвальд.

Но стремление, пусть несбывшееся, австралопитеков к очеловечиванию, несомненно, было. Если б им не помешали, то сейчас, в наши дни, они, возможно, достигли б неандертальского уровня. А впрочем, могли бы и не достигнуть. Специализированные зубы австралопитека — не тут ли таилась погибель его? Специализация чревата удобством и смертью.

Так или иначе, но на вопрос о недостающем звене, как видим, даже сотня австралопитеков сообща не смогла ответить.

Недостающее звено не южноафриканские австралопитеки. Оно было прежде, раньше: некий таинственный «икс-питек» где-то и когда-то превратился в «игрек-антропа».