Ищи Колумба !

Потом, лет в девять-десять, когда появился интерес к страшной сказке, гномы превратились в злющих, кровожадных великанов: двое с круглыми головами, как огромный шар, а один с плотоядно шевелящимися усами на голове. Эти ненасытные великаны постоянно требовали себе в пищу вполне порядочных людей. Лет в пятнадцать потребность в романтике превратила их в идолов. Но что такое они на самом деле, об этом часто спорили все мы - и мама, и папа, и я. Эти фигурки уже не были просто фигурками. Мы столько на них смотрели, столько о них говорили, что даже знали их характеры и дали им имена: Умник, Головастик и Радист. Правда, теперь они были не у нас. Мама отдала их в музей, в котором работала. Это наш краеведческий музей. Конечно, немножко жалко, но ведь можно было в любой день пойти и взглянуть на них. Мама сказала: мы ничего не могли сделать, чтоб разгадать их тайну, но если они будут находиться на виду у многих людей, то будут постоянно тормошить людское любопытство, и в конце концов найдется человек, который откроет их тайну. Так и получилось, что я рассталась с Умником, Головастиком и Радистом.

Когда Юрий Гагарин полетел в космос, наши человечки стали вдруг очень модными. Буквально вся страна о них узнала. И вот как это было. Местный журналист написал заметку, в которой он высказывал мысль - не пришельцы ли из космоса эти странные существа. Тогда, мол, вполне понятно, что дикие обитатели нашей земли обожествили пришельцев из космоса и стали им поклоняться. И это их ритуальное изображение. Большие круглые головы наверняка шлемы скафандров, а у третьего на голове антенны.

И представьте, его заметку перепечатали в центральной газете. В наш музей повалил народ, как на выставку Пикассо. Очередь стояла на всю улицу. Даже из других городов приезжали. Директор музея Клавдия Владимировна была сама не своя от счастья и гордости.

А немного погодя - бац! - и все наоборот. Другая статья в центральной газете: что это, мол, выдумка и ерунда. Нам с мамой просто проходу не было, как будто это мама написала статью про пришельцев из космоса. И даже отец подтрунивал над мамой:

- Ну, Даша, как наши космонавты? Обратно еще не улетели?

С детства я была частым свидетелем таких стычек, правда полушутливых (это когда еще отец жил вместе с нами), по поводу Умника, Головастика и Радиста. Отец смеялся над мамиными теориями, называл ее немыслимой фантазеркой. Смеясь, воздевал руки к небу и вопил: "О женщины, ничтожество вам имя!"

Но когда у нас вечером иногда собирались знакомые или приезжали редкие гости из Москвы или из Ленинграда, папины друзья-историки, отец выдавал им мамину версию, что божки эти являются культовыми предметами какой-то еще совершенно неизвестной нам культуры. Гости охали и ахали, мама молчала и злилась. А когда гости уходили, мама наскакивала на отца:

- Ну что, Володя, для людей одна правда, а для себя другая?

И папа опять громко вздыхал:

- Даша! Не путай божий дар с яичницей. Одно дело - развлечь гостей, а другое дело - относиться к этому серьезно.

- Ну, а я не могу ломать комедию, меня это волнует по-настоящему.

- Это потому, что ты лишена чувства юмора.

И мама с отцом дня два дулись друг на друга.

...Мой отец историк-востоковед. Когда он жил вместе с нами в нашем городе, он считал, что гибнет его будущее.

- Кому интересны мои труды здесь? Не то чтобы оценить - прочитать-то некому, и библиотеки нет настоящей, и общения с другими учеными. Скучно без профессиональных разговоров, - говорил отец.

Отец просил своих знакомых в Москве и Ленинграде, чтобы они устроили ему перевод, показали бы его статьи такому-то и такому-то и сказали бы о нем словечко.

- Черт нас занес с тобой в эту дыру! - говорил отец.

А мама возражала:

- Ну ты же знаешь, Володя, что это была единственная возможность быть вместе. И потом, я нисколько не жалею.

- Тебе-то, конечно, жалеть не о чем. Женщин всегда влечет тихая пристань.

И мама с отцом снова некоторое время дулись друг на друга.

И вот наконец отец получил приглашение из Москвы, личное приглашение от самого академика, который брался выхлопотать разрешение на прописку.

Отец был счастлив. Тряс маму и каждую минуту спрашивал ее:

- Даша, ну ты-то хоть рада за меня, скажи, рада?

Отец собирался, возбужденно рассказывал о своих планах, но ни слова о нас с мамой. А мама молчала, ни о чем его не спрашивала. И наконец, перед самым уже отъездом, отец сам заговорил на эту тему:

- Я чувствую, Даша, что ты сердишься, что я вас сейчас не беру. Но ты пойми, я еду еще не знаю куда. Пока буду жить из милости у друзей. А куда я тебя с Таткой дену? И потом, подумай! На новом месте, под пристальным вниманием самого шефа, я должен буду выдать на-гора все, на что способен, заявить о себе с первых же дней, на первом же заседании ученого совета, я не могу быть связанным семьей...

- А мы очень связываем тебя, Володя? - спросила его мама, и я услышала в ее голосе дрожание.