— Блэйк, всё-таки, ты бука, — рассмеялась девушка. — Не надо быть таким хмурым. Даже после того, что случилось днём. Кстати, а почему ты пришёл один? — она уцепила меня под локоть и куда-то повела.
— А с кем я должен был прийти? — искренне опешил я.
— Скажем, с одной очаровательной художницей, — подруга хитро покосилась на меня.
— Почему? — я удивлённо вскинул брови.
— Ты же, вроде бы, назвал себя её покровителем, — мне показалось, или она пытается скрыть недовольство?
— Так покровителем же, а не любовником, — я не удержался от ехидной улыбки. Тьфу, сводница мелкая! Своим бы личным счастьем занялась, а не пыталась при каждом удобном случае устроить моё.
— А жаль, — она тихонько вздохнула с совершенно детской печалью, но сразу же снова улыбнулась. — Она забавная, правда? Вы, кстати, не выяснили ещё, почему ты ей снишься?
— Я спрашивал у… мага Разума, но он сказал, что даже предположений нет. Говорит, надо поближе посмотреть на нас обоих. Если завтра мы быстро обернёмся, вечером и сходим. Если я вспомню, — я хмыкнул. — Реи, вот объясни мне: твой отец, насколько я его знаю, циником и бесчувственным чудовищем никогда не был. Так почему сегодняшнее мероприятие нельзя было отменить?
— Он хотел, — девушка вздохнула. — Только его правда нельзя отменить. Я не интересовалась, почему, но там чуть ли не законодательно всё. Что-то связанное с протоколом вручения этих наград. Не одному тебе происходящее кажется танцами на могилах, но сделать ничего было нельзя.
Мне совершенно искренне стало стыдно. Мог бы и сам головой подумать, а не ругать привычно «бесчувственных аристократов». Сложно придумать что-то худшее, чем замусоренное стереотипами — кем-то навязанными или же собственноручно созданными — сознание. Но ладно, первый шаг на пути к выздоровлению я, будем считать, сделал. Придумать бы, как дальше лечиться.
Вот кто из присутствующих совершенно не мучился угрызениями совести и прочими неприятностями, так это Гор. Горец, облачённый в парадный мундир, щеголял рукой на перевязи, вокруг которой клубилось зыбкое марево магического лубка[16].
К слову, мундиры Гончих — вещь весьма примечательная. То есть, покрой-то у них достаточно стандартный, но чёрный китель с бордовым и золотым шитьём выглядит впечатляюще. Притом, что чёрный цвет у нас не распространён: сложно найти подходящий достаточно стойкий краситель, приходится пользоваться магией. В общем, смотрится весьма угрожающе. Особенно на главе Гончих, которому присутствовать на сегодняшнем мероприятии было положено по должности. Макс и так-то вызывает у окружающих оторопь и страх, а уж в парадном мундире даже на тех, кто его неплохо знает, производит неизгладимое впечатление. В особенности, в сочетании с мрачной угрожающей гримасой на физиономии. Так что Крэг стоял в стороне ото всех, отделённый полосой отчуждения в добрых пять футов, и его это, кажется, вполне устраивало.
— Да, судя по всему, на целительской койке тебя удержать так и не смогли, — поприветствовал я горца.
— А, да что я там не видел, на той койке? — отмахнулся он. — Здесь интереснее. Добрый день, миледи Реи, — Гончая поклонился.
— Добрый вечер, Гор, — улыбнулась моя подруга. — И без «миледи», хорошо?
В общем, вручение наград прошло просто, быстро, без особой торжественности и речей. Так что, оказавшись дома не позже восьми, да ещё и в мрачно-сосредоточенном расположении духа, я понял, что самое подходящее мне сейчас занятие — это работа с бездушными цифрами, и занялся разбором счетов и отчётов управляющих, скопившихся в изобилии.
Совершенно неожиданно увлёкшись расчётами, с чувством глубокого удовлетворения аккуратно сложил все бумаги в стопку и запечатал несколько писем с распоряжениями. На часах был уже второй час ночи, так что я с чистой совестью отослал письма и отправился спать.
У Аморалеса дома был бардак. Впрочем, это скорее норма жизни: даймон и порядок вещи несовместимые. Хозяин обнаружился в дальнем конце комнаты, на том, что заменяет этому охламону кровать — утопленный в пол на полфута матрац по меньшей мере пять на пять футов размером. Само собой, Энрике был не один; в комплекте имелись две барышни. Кроме того, принюхавшись, я поспешил создать защиту для дыхательных путей: в комнате было ощутимо накурено, причём отнюдь не табаком, а, судя по всему, граценией. Ещё мне этой дряни надышаться не хватало!
Мысленно прикинув размеры полагающегося коллеге штрафа (выходило что-то чуть больше стоимости этой квартиры), я только вздохнул. Аморалеса переубеждать в чём-то бесполезно, тем более, у него есть один весьма веский аргумент: на него вся эта дрянь вредного влияния оказать просто не может.