Исчадие ада

- Здесь ничего нет, - прошептал Габриэль, уже в который раз ощупав стены. Обессилев, опустился на корточки и вытер мокрое лицо ладонями. Как вдруг заметил блеск среди сгнивших листьев и комков грязи на самом дне колодца. Протянул руку, разгребая мусор, и увидел красиво инструктированную серебряную ручку. Потянул на себя и крышка еще одного люка со скрипом открылась. Вот дерьмо – еще один колодец. Габриэль посмотрел вниз и заметил ступени, выбитые прямо в камне. Он осторожно спустился вниз. Зрение вампира позволяло видеть в темноте, как при дневном свете, обострились все чувства. Внизу находился жестяной ящик с патронами. На крышке выгравирован герб со змеей…

- Что б я так жил, - пробормотал Габриэль, открыв ящик и увидев пули, светящиеся светло-голубым фосфором. Вовсе не меч спрятал отец в подземелье. Каким-то непостижимым образом он превратил свое оружие в невероятное количество патронов. Каждый из которых мог убить любого бессмертного, в том числе и палача. Сбоку лежал свернутый в трубку лист бумаги, пожелтевший от времени и покрытый темными пятнами. Видимо, вода все же просачивалась в ящик, стекая по стенам колодца.

Габриэль развернул бумагу и поднес к глазам…Это было письмо – написанное явно мужской рукой, буквы четкие, мелкие, со слегка смазанными чернилами…

"Сын, если ты читаешь это письмо, значит, нас уже нет рядом с тобой, и ты сам продолжаешь ту войну, которая длится веками. Мне нечего тебе оставить кроме оружия, которое я обратил против его же создателя. Я люблю тебя, прости, что не смог защитить нашу семью. Отомсти за нас. Уничтожь их всех"

Абигор? Разве Фэй не сказала, что отца звали Альберт?

***

- Охренеть! – присвистнул Ник, когда Габриэль притащил ящик и поставил его на мокрую землю.

- Разрази меня гром, - пробормотал Изгой и взял в руки одну из пуль, - Ты представляешь, что сделал твой отец? Он превратил меч в смертоносное оружие, размножив его таким образом, чтобы вероятность поражения составила девяносто девять процентов. Это сплав голубого камня и свинца. Но их ничтожно мало. Каждому по две коробки. Но это увеличит наши шансы на победу втрое. Сегодня ночью мы выйдем на охоту. Нет пути назад, мы должны убить их всех только за одну ночь, иначе на следующий день другие уже будут знать об этом и примут меры.

Ник повертел в пальцах пулю:

- И эта хрень может уложить Палача?

- Скажем так, она нанесет сильные повреждения, и начнется процесс разложения, помнишь, как это было со мной? Соответственно, противник ослабнет, и у тебя будут преимущества. Так что – это не панацея, но хорошее подспорье. Я начинаю верить, что кто-то из нас после этой мясорубки останется в живых.

- Даже не надейся, что это будешь ты, - усмехнулся Ник и подбросил патрон.

- Я не надеюсь – я в этом уверен, - Изгой налету перехватил пулю, и они засмеялись.

- Мы все вернемся домой, - сказал Габриэль и с легкостью поднял ящик с патронами на плечо, - Все, поехали, нужно собираться, скоро стемнеет.

Ник удивленно приподнял одну бровь, типа, а кто это тут умничает, но Габриэль, проходя мимо, пнул его локтем в бок.

Изгой внимательно осматривал помещение, игнорируя звуки, доносящиеся до него из соседней комнаты. Он привык к крикам боли, они сопровождали его всю жизнь. Везде и повсюду и отличались только тембром и тональностью, но всегда оставались безликими, как музыкальное сопровождение к фильму. Сама музыка настраивает на сюжет. А сюжет всегда одинаков – "задание выполнено, мой господин". Только в этот раз Изгой и есть тот самый господин, и исполнитель тоже он. Поэтому с гордостью может сказать самому себе "еще один, девятый". Николас и Габриэль выбивали признание из девятого карателя. Восемь предыдущих уже отправились в ад, и их отрубленные головы сгорели в синем пламени вечности, как только отделились от тела. Изгой не думал, что они справятся с карателями настолько быстро. Но им удавалось невозможное. Сплоченность, ярость и ненависть творили чудеса. Голову кружил запах крови, успех и безнаказанность. После первого карателя, которого казнил Николас, задание перестало казаться невыполнимым, а Изгой с презрением думал о том, насколько ошибался, считая своих собратьев Палачей непобедимыми. Без их смертоносных мечей они превращались в обычных бессмертных, в слабаков, которые жалостливо вымаливали оставить их в живых, заставляя самого Изгоя брезгливо морщиться. Вот почему Асмодей ценил его самого гораздо выше, чем собственное самолюбие и гордость. Вот почему позволил вернуться. Неудивительно, когда в большинстве своем, другие каратели ничего из себя не представляли. Но оставались еще трое. Самые сильные из всех.